Жадина

Однако у них одинаковая одежда. Черное, длинное облачение. Наверное, его можно назвать платьем. Или рубашкой, только очень длинной, прямо в пол. Мужской и женский вариант не отличается ни кроем, ни украшениями. Одежда из бархата, что говорит не то о том, что Санктина и Грациниан проводят много времени под землей, не то о том, что тела их не чувствительны к жаре. Одинаковые одеяния, тем не менее, идут им обоим, как и все вещи, сшитые по индивидуальным меркам. Каждая пуговица золотая и исполнена, как солнце. У них странные отношения со светилом. Они прячутся от него и возводят его в культ. Так дети поступают с вещами, которых они боятся. Мои отношения с монстрами из фильмов ужасов в детстве складывались именно так. Они мне нравились, и в то же время, когда наступала ночь, я прятался от них, пока мама и папа не находили меня и не объясняли, что все совершенно точно в порядке.

Вот бы они были здесь и сейчас, и рядом с ними все оказалось бы проще. Но я решил справляться со всем сам, чтобы не втягивать их в опасную историю, поэтому я буду смелым и сильным, и что там еще нужно? Наверное, умным. Я тоже постараюсь, но не могу ничего обещать.

Грациниан кричит что-то на парфянском, так громко, что у меня в голове что-то стеклянное разбивается. Я склоняю голову набок, чтобы меня покинули осколки, становится легче.

Мы садимся на подушки перед тем, что совершенно точно и есть стол, просто не в том смысле, который в это слово вкладывают в Империи. Подушки удобные, но отсутствие стульев мне совершенно непривычно, поэтому кажется, что есть на полу будет невозможно.

Но на самом деле ничего невозможного нет, это я знаю, потому что я спас своего папу, хотя его наказал бог.

Зубы Грациниана обнажены, а зубы Санктины — человеческие, и это еще одна черта, разводящая их. Мои дядя и тетя, думаю я, часть моей семьи. Почти незнакомые мне люди, вызывающие довольно сложные чувства.

На слугах одеяния того же кроя, только ткань более легкая и намного дешевле. Они приносят еду, и я понимаю, что Грациниан и Санктина давно и бесповоротно забыли, как люди завтракают.

В золотых мисках зерна граната, отделенные от плода и похожие на драгоценные камушки, которые только и ждут рук ювелира, чтобы превратиться в украшения. Тонко нарезанные субпродукты, сердце и печень, политы каким-то вкусно и сладко пахнущим соусом, грецкие орехи с медом присыпаны специями. Все это вроде бы привычные продукты, но сервированы они совсем не так, как дома, а оттого любопытны мне. Слуги разливают по кубкам вино и гранатовый сок, а затем сами садятся за стол.

Я мог бы сразу догадаться, что слуги завтракают с ними, потому что тарелок принесли шесть, а когда мы только пришли, здесь оставались фрукты, совершенно Грациниану и Санктине не нужные. Однако тот отдел мозга, который распределяет всю мелкую информацию автоматически, уверил меня в том, что есть будут Санктина и Грациниан.

Только вот есть они будут нечто другое, тарелки для этого не нужны.

В Империи со слугами обращаются уважительно и вежливо, не кричат на них, как Грациниан. Но есть с ними за одним столом почему-то считается дурным тоном. Мне даже начинает нравиться Парфия, потому что здорово, когда люди считают своих слуг совершенно такими же, как они сами.

А потом я понимаю, что совсем я глупый. Они не со слугами едят. Они едят слуг.

Юноша и девушка с красивыми темными глазами, наверное, брат и сестра, а может просто я расист и не различаю парфян, берут со стола сложные приспособления с иглами, трубками и рычажками. Когда я осознаю, для чего они нужны, мне становится неприятно.

Юстиниан говорит:

— Пожалуй, я готов принять чувство вины за сопричастие насилию в обмен на знание.

У Юстиниана, я знаю, на самом деле никакого чувства вины нет. Он не боится боли и не боится смотреть на людей, которым причиняют боль. Это все современное искусство, он говорил.

Юноша и девушка расстегивают пуговицы и высвобождают из своих одеяний руки. Девушка остается без лифчика, и я отвожу взгляд. У нее и без мужского внимания, проблем хватает.

— Так не поступают с людьми, — говорю я, а Офелла говорит:

— Вы серьезно? Это же просто унизительно!

Мы с ней отличная команда, но не очень-то способная на вещи реальные и значимые. Я смотрю на юношу, он мне улыбается. Он не понимает моего языка.

— О, поверь мне, мы платим этим людям большие деньги, — говорит Санктина, я вижу, что и у нее появились клыки. — Вы что же считаете, если для жизни нам нужна человеческая кровь, мы будем добывать ее с помощью насилия, будучи влиятельными и богатыми людьми? Просто оттого, что нам скучно, станем, к примеру, запугивать людей, угрожать их семьям, шантажировать их? Или как вы это видите?

Я говорю:

— Но вообще-то вы похожи на людей, которые так могут.

Ниса смеется в кулак, словно, чтобы спрятать этот смех, Офелла говорит:

— Марциан!

— Что? Это правда.

— Невежливо так говорить.