— Неправильный ответ, — говорит Юстиниан, а потом сталкивает меня за борт, и я падаю в море, глотая соленую воду. Тогда я понимаю кое-что очень грустное: это море здесь оттого, что моя мама плачет и не может меня найти.
Я открываю глаза с облегчением, какое всегда наступает после кошмара. Когда оказывается, что мир в порядке, а все страшное происходило только в твоей голове.
Только задумавшись я понимаю, что хоть из маминых слез не образовалось еще море, наверняка она плачет. А у нас нет ни единой идеи, как исправить проблему Нисы. Но это только пока.
Я замечаю, что меня расталкивает Юстиниан, ворчу нечто невразумительное, не вполне довольное, а он говорит:
— Я терпел тебя некоторое время, потому что мы выглядим эпатажно, но ты отлежал мне ногу, просыпайся.
Когда я открываю глаза, то вижу, что мы выехали на поверхность и, вероятно, давно миновали Саддервазех. Дорога тянется вдоль красно-золотой, как будто осенние листья перетерли в песчинки, пустыни. Небо над нами неестественно синее, низкое и как будто старательно раскрашенное ребенком, который очень любит синий цвет, так любит, что ни облачка не оставил. Кондиционер работает вовсю, и все же я чувствую едва уловимый запах гниющей плоти.
Однако, кондиционер в машине Санктины явно приспособлен разгонять этот запах лучше, чем его коллеги в любом другом автомобиле.
Я ловлю взгляд Нисы в зеркале заднего вида, я вижу, как плоть слезает с ее губ, когда она говорит:
— Да пошли они! Я серьезно! Я никогда к ним не вернусь!
Офелла закуривает явно не первую сигарету, пальцы у нее дрожат, но слушает она внимательно, монолог Нисы явно к ней обращен.
— Да, я никогда не стану полноценной, как взрослые! Не закончу свою инициацию! Ну и ладно! Не больно-то и хотелось становиться частью этого общества! Я и так не собиралась убивать Марциана!
Я не улавливаю суть разговора, потому что застаю его середину, однако мне нравится, что убивать меня не хотят.
— А что случится, если ты не вернешься в Парфию?
— Когда я смогу пить чужую кровь, мне нужно будет опустошить донатора. Тогда я стану взрослой и возрастет моя связь с нашей землей. Наш народ может делать с Саддарвазехом удивительные вещи. Подземные города не только техническое достижение. Эта земля благоволит нам. Родители показывали мне пару трюков, но я вполне смогу жить и без связи с Саддарвазехом и всем моим дурацким народом. Когда мы все решим, я собираюсь больше никогда их не видеть.
— Ты на всю жизнь будешь связана с Марцианом?
— В общем-то, да. Наверное, позже я смогу пить и другую кровь, но пока Марциан жив, он будет для меня главным источником.
Я говорю:
— Смотри, ты можешь жить так, а когда я буду старый и на смертном одре, выпить всю мою кровь и стать взрослой. Как тебе это?
— Доброе утро, — говорит Офелла.
— Извините пожалуйста, я задремал.
— Если слезешь с меня, я не стану требовать компенсацию за причиненный моему здоровью ущерб.
Я поднимаюсь слишком резко и едва на ударюсь головой о крышу машины. В прошлый раз она была открыта, но если бы так продолжалось сейчас, нам в лица летел бы острый песок.
— О, все в порядке, Марциан, — говорит Юстиниан. — Извинись перед моим коленом, и мы в расчете.
— Прости, колено Юстиниана.
Ниса и Офелла усмехаются. Их обеих немного видно в зеркале заднего видна, и на лицах их появляется выражение, которое у девочек со школы означает скепсис по отношению к мальчикам.
Два таких разных лица — живое и мертвое, и одинаковое выражение на них, надо же.
— Мы уже решили куда едем?
Ниса мрачнеет, мотает головой.
— Из пустыни. Это-то в любом случае. Дальше подумаем.
Мы молчим, а Ниса вдруг ударяет кулаком по рулю, вызывая негодующий рев клаксона.
— Знаете, что самое обидное? Я теперь даже порыдать не могу из-за того, какие у меня дерьмовые родители, так что теперь мои эмоциональные проблемы усугубятся.
Офелла выбрасывает сигарету в окно, и она пролетает мимо меня, а потом падает на асфальт, чтобы навсегда там остаться.
— По крайней мере, у нас есть машина, — говорит Юстиниан. — Можем устроить драматическую дорожную историю в поисках неведомого. Как вам эта идея?
— Я все еще злюсь на тебя, ты в курсе?
— Да, я понимаю. Вхождение во тьму и выход из нее — инвариант всех трансформаций. Мы выйдем после этого обновленными, не переживай.
— Ты вообще можешь быть серьезным?
— Не ругайтесь, пожалуйста, — говорю я. — Нам нужно быть вместе.
Мы одни, в незнакомой почти никому из нас стране, и у нас есть только машина. Ну, у меня еще есть немного денег, которые здесь не принимают и книжка, с которой я не расстаюсь на случай, если мир уйдет в минус.
Перевернется.
Я прижимаю книжку к себе как игрушку, пробую на зуб уголок.
— Мы хотим покинуть пустыню? — спрашиваю я.
— Да, — говорит Ниса. — Я рассчитываю сделать это до вечера. Я понятия не имею, куда мы поедем, но мы точно не останемся в Саддарвазехе. Скорее всего, едем к морю, в Гирканию. Там крупный курорт и большая текучка народа. Нас будет сложно найти. А потом улетаем обратно, в Империю. Здесь мне делать нечего.