— Погоди, я лейкопластырь поищу.
Олива порылась у себя в сумке и, вытащив оттуда несколько пластырей, протянула Ярпену.
— Спасибо, — поблагодарил он, — Ты очень хорошая…
— Да ладно тебе, — отшутилась она, ставя перед ним тарелку с пельменями, — Ешь быстрее, а то они и так уже почти остыли.
Ярпен положил на стол вилку и, не отрываясь, смотрел на Оливу.
— У тебя потрясающие волосы, — тихо произнёс он, — Ты как львица…
Почувствовав, что разговор пошёл не в том направлении, Олива сухо спросила Ярпена, почему он расстался с Региной.
— Видишь ли, — вздохнув, ответил он, — Я думал, что я в неё влюблён. Вернее, сам себе пытался это внушить. Но не смог…
— А зачем же надо было себе это внушать? — строго спросила Олива.
— С Региной мы познакомились на форуме, — сказал он, — У неё был очень тяжёлый период в жизни, умерли родители. Она несколько раз вскрывала себе вены. И я подумал, что смогу чем-то помочь ей. Так мы начали с ней встречаться…
— Но полюбить по-настоящему ты её не смог, — сказала Олива, — Выходит, ты был с ней только из жалости…
— Выходит, что так, — ответил Ярпен, — Но я пытался полюбить её. Не знаю, что это, может быть, леность души, но не было у меня этого чувства… Регина не виновата, она прекрасный человек, виноват только я один, что не смог полюбить её по-настоящему, и у меня не хватило мужества вовремя признать это.
— Значит, выходит, что ты ей оказал медвежью услугу, — сделала вывод Олива, — Встречаться с человеком из жалости, не из любви, но из желания только помочь — всё равно что нищему подавать. Жалость унижает — я тебе это говорю, потому что знаю на собственном примере. Думаешь, человек тебе за это будет благодарен?
— Может быть, в чём-то ты и права… — помолчав, сказал Ярпен, — Но я не мог допустить того, чтобы человек сам себя ценить перестал.
— Знаешь, я считаю, что уж коли ты начал принимать участие в чужой судьбе, то участвуй в ней до конца, или же не участвуй вообще, — сказала Олива, — Зачем же надо было начинать с ней встречаться, чтобы потом бросить её?
— Я не бросал её, — ответил Ярпен, — Она ушла от меня сама.
— Не все женщины уходят для того, чтобы уйти. Многие уходят для того, чтобы их вернули…
— Может быть. Но я не стал её удерживать, — сказал он, — Главное, что это было её решение. Слава Богу, теперь у Регины всё хорошо, она нашла себе молодого человека, и я искренне рад за неё…
Олива почувствовала, что устала от этого пресного и аморфного Ярпена. Хоть он и был «огонь, мерцающий в сосуде», хоть и писал он потрясающие, красивые стихи, и сам он был очень чуток, нежен, внимателен и добр — Ярпен относился к тем редким в наш век кибернетики патологически-добрым парням, которые мухи не обидят и любят каждую травинку — в нём не хватало какой-то соли и остроты, которая сделала бы пикантным это блюдо, и которая делает мужчин особо привлекательными для всех женщин. Ярпен был как тот воздушный белый шоколад, который он приносил Оливе каждый день, и с чем они сейчас пили чай — сладкий, вкусный, но тошнотворный, если его съесть слишком много.
— Ладно, пойдём спать, — Олива встала из-за стола, — А то уже третий час…
Она быстро прошла по коридору, остановилась у дверей Никкиной спальни и, пожелав Ярпену спокойной ночи, хотела было скрыться за дверью, но дверь почему-то не закрывалась. Олива, сразу не сообразив, в чём дело, ещё раз налегла на дверь, и тут только увидела, что в проёме зажат Ярпен — он-то и препятствовал полному закрытию двери.
— Ну чего ты? — спросила она, отпуская дверь.
— Олив, я… я наверно веду себя как полный идиот…
— Почему? — усмехнулась Олива, глядя на растерянного светловолосого парнишку в дверях.
— Ну вот… я как болван тут топчусь… даже не обнял тебя ни разу…
— Ну, полно, глупости!
— Можно, я теперь обниму тебя? — и Ярпен, не дожидаясь ответа, заключил девушку в свои объятия.
— Тихо! Никки побудишь… — Олива высвободилась из его рук, — Всё, всё. Спокойной ночи.
— Ты не обижаешься на меня?..
— За что?
— Ну за то, что я… такой болван…
— Да ну, брось давай! Почему болван-то? Выдумал тоже…
— Ну тогда я это… пойду…
— Спокойной ночи.
— И тебе тоже… спокойной ночи… — пробормотал Ярпен, всё ещё топчась на пороге, — Приятных тебе снов…
— Да. Да. Тебе того же.
Олива, кое-как выпихнув Ярпена за дверь, нырнула в постель.
— Ой… разбудили что ли тебя? — спросила она, видя, что Никки не спит.
— Я не спала.
— Ну как у вас с Кузькой-то?
— Написал мне только что, — сказала Никки, — А вот Влад, похоже, в тебя влюбился…
— Да, мне тоже так кажется…
— Ладно, давай спать. Завтра с утра в Севск поедем.
«Как они меня все любят! Да и можно ли не любить меня?.. — думала Олива, уже засыпая, — Только Салтыков один… ну, да хер с ним. Нет его — и пусть не возвращается…»
Гл. 32. Тассадар