Жара в Архангельске-2

Жарко было Оливе и Тассадару в эту морозную ночь, несмотря на то, что лежали они поверх одеяла по пояс голые. Свет был выключен, в колонках тихо играла музыка. Олива закрыла глаза — всё это было как наваждение, как сон.

— Балдеешь? — спросил её Тассадар.

— Да…

Он нежно ласкал её, то и дело спрашивая:

— Тебе так приятно? А вот так?

И — каждую минуту:

— Балдеешь?

— Ну зачем ты спрашиваешь, когда и так понятно? — лениво пробормотала Олива, — Не спрашивай ты меня ни о чём… Делай как тебе лучше…

— Ну как же не спрашивать? Главное, чтоб тебе было хорошо…

Олива даже прослезилась. Никогда ещё с ней не обращались так нежно, так внимательно. Невольно вспомнился Салтыков — грубый, эгоистичный, нетерпеливый… Этот никогда её не спрашивал, вертел её так и эдак как резиновую бабу, трахал во все дыры, раздирал ей ноги как лягушонку. Господи, какой же дурой я была, что соглашалась на весь этот ужас, думала Олива. Какой же я была идиоткой, думала она, что была с ним, терпела все унижения… А как вены резала из-за него… Могли же и не спасти…

Нет, нет, лучше не думать об этом, не вспоминать весь этот кошмар. Забыть об этом, отдаться настоящему, ведь оно так прекрасно… Нет больше Салтыкова, нет страшной питерской каморки, нет этой ужасной, раздирающей боли и его отвратительной спермы на своей груди, нет железной койки и жестоких санитаров в психбольнице, а есть эта волшебная ночь, этот прекрасный, нежный, внимательный юноша с глазами, синими как лесные озёра…

— Котёночек ты мой ласковый… — прошептала Олива, обнимая его.

Тассадар наклонился над ней, но вдруг побледнел и, сцепив зубы, откинулся головой на подушки.

— Что с тобой? — встревоженно спросила девушка.

— Шампунь…

— Ты перепил шампанского? Тебя тошнит? Да?

— Нет, когда я лежу на спине, не тошнит… Я забыл, что у меня непереносимость…

— Отдохни… полежи…

— Нет, на спине я нормально… иди ко мне…

Олива легла на него сверху, принялась жадно целовать.

— Я хочу, чтобы ты взяла инициативу в свои руки… Я хочу, чтобы ты проявила свою страстность, о которой наслышан весь Архангельск…

Она сплела ногами его ноги, развела в стороны. Хотела было «завести» его, взбудоражить каждой клеточкой своего изголодавшегося по сексу тела, но… ничего не вышло. Олива почувствовала, как ползёт по всему её организму усталость, как вялая апатия овладела ею, сделав вдруг слабыми её руки. Дыхание её сбилось, резко упало давление. Она вяло откинулась, закатив глаза, чувствуя, как всё стало куда-то уходить…

— Тебе плохо?

— Можно я полежу немного? — как бы извиняясь, спросила она, — Обними меня, пожалуйста. Я полежу немножечко, отдохну, и всё у нас будет…

Тассадар обнял её. Она лежала неподвижно.

— Ты спишь? — тихо спросил он.

Олива не ответила. Она спала, положив голову ему на руку. Тассадар осторожно высвободил свою руку и накрыл её одеялом.

Да, не прошла для неё бесследно история с Салтыковым. Тассадар вспомнил, какой он увидел её тогда, летом, на остановке — бледная, с ввалившимися щеками и глазами, с выпирающими ключицами, как будто её из Освенцима выпустили… И потом, всю осень она была нездорова. Болезнь её заключалась в том, что она мало ела и много спала. Как бы рано Олива ни ложилась спать, сколько бы часов она ни спала — никогда не высыпалась, её вырубало везде, где только можно, она засыпала в автобусах, в маршрутках, даже в кинотеатре. Ходили вот давеча на «Обитаемый остров» — проспала весь фильм. И на дальние расстояния ходить не может — устаёт…

Тассадар уже не верил, что она, эта самая Олива, ещё недавно могла переплыть озеро, могла пробежать без остановки несколько километров, могла протанцевать в клубе всю ночь, а уж про её темперамент он был наслышан уже давно. И где теперь всё это…

И опять некстати вспомнилась Оксана… Ах, если бы можно было вернуть те дни! Если бы она сейчас лежала здесь…

Тассадар тяжело вздохнул. Олива проснулась и обняла его.

— Ты отдохнула?

— Давай ещё немножечко полежим, — попросила она, — Это совсем не значит, что я тебя не люблю…

— Не надо, — перебил её Тассадар.

— Тебе неприятно, что я говорю тебе о своей любви?

— Дело в том, что… — он взял её за руку, — Мне очень больно… Я боюсь не оправдать твоих ожиданий… Поэтому давай не будем говорить об этом сейчас… Всё не так просто…

— Но ты же сам всё усложняешь, зачем? Вон, Кузька с Никки — ничего же не усложняют, и оба счастливы…

— Ты по ним не равняйся, — сказал Тассадар, — Кузьку с Никки все уже давно считают семейной парой. Скажу тебе по секрету — Кузька намерен сделать ей официальное предложение… А мы…

— А что мы?

— У нас с тобой всё гораздо сложнее…

В колонках заиграла песня «Утро Полины» Наутилуса. Олива никогда не могла слушать эту песню без слёз — и теперь у неё закололо в носу. Она отвернулась.

— Знаешь, я чуть не поступил с тобой как Салтыков, — признался Тассадар, — Я чуть не сделал самую большую глупость…

— Какую же?

— Чуть не признался тебе в любви. А через месяц сказал бы — извини, я дурак…

Олива подавила подступавший к горлу ком. Она высвободила свою ладонь из его руки.