Жених панны Дануси

Маленькая плоская лягушка издохла в одно мгновение — ее и без того испуганное сердце не перенесло клича оскорбленной девственности.

Чаратила перекрестился. Чаратила пообещал Пресвятой Богородице, что никогда в жизни не возьмет в рот водки... Чаратила завопил и бросился сквозь кусты прочь, прочь отсюда... А белое чудовище мчалось за ним с гневным торжеством — настал ее час! Она дождалась! Чаратила подбежал к ограде и, падая и обдирая ладони, попробовал перелезть через нее.

— Жучка, кусь! Жучка, кусь!

Заливистый собачий лай сменился Чаратиловым криком боли. Последним усилием Хведька Чаратила перевалился через ограду и исчез в неизвестном направлении, как молния — не потому, что так быстро, но потому, что зигзагами...

Панна Констанция не спеша отерла свое античное тело. Последний нахальный взгляд месяца — и оно спряталось под длинным коричневым платьем из плотной шерстяной ткани, с застежкой под горло.

"Это несомненно был офицер,— почему-то подумала панна Констанция.— Такой бесстыдный.... дерзкий... Жаль, что не было с собой кинжала...".

Панна вообразила, как эффектно было бы приставить кинжал к своей белой груди и сказать: "Лучше смерть, чем позор! Никто не возьмет силой то, что принадлежит только мне и Господу!". Нет, лучше было бы кинуться с кинжалом на насильника: "Умри, несчастный! Ты посмел подглядеть то, что не предназначено для чужих глаз!"

Комары жалобно пищали над влажными волосами панны Констанции, аккуратно заколотыми роговым гребешком. Мир был чудесен, хотя и опасен. До конца жизни оставалось сорок лет, восемь месяцев и один день. Был шанс провести их в приятных воспоминаниях.

А в душе корчемного завсегдатая Чаратилы навсегда поселилась непонятная тоска. Ночное происшествие вспоминалось ему все чаще и чаще, и мерещились Чаратиле то белотелая русалка с приветливо протянутыми руками, то россомаха, лохматая, несчастная — за то, что при жизни умертвила своего ребенка, после смерти обреченная жить в воде и пугать случайных прохожих...И хотя Чаратила никогда больше не отважился искушать судьбу прогулкой в панский парк, но полюбил сидеть по ночах на развалинах старого замка или над лесной криницей и всматриваться сквозь темные кружева крон на звезды, и в нечесанной бороде его с первыми паутинками седины переплетались лунные лучи, а губы шептали необыкновенные нежные слова, которые не услышала и не услышит от Чаратилы ни одна земная женщина...

И тогда из глубины Лебединого озера всплывала бело-голубая лилия и распахивала свои лепестки, как покрывало богини... А панна Констанция крутилась на пуховой перине и повторяла в сладкой дреме: "Это несомненно был офицер...".

АПОЛЛОН И МАРСИЙ

Фригийский сатир Марсий так хорошо играл на флейте, что осмелился вызвать на состязание в музыкальном мастерстве самого Аполлона, бога Солнца и искусств. По мнению большинства слушателей, Аполлон победил. Марсий был жестоко наказан за дерзость: Аполлон приказал живьем содрать с него кожу.

(Древнегреческий миф)

Кто в городе Б* не знал скрипочки Гирша! Это теперь никто не помнит ни ее, ни ее владельца — но ведь сегодня люди не помнят и многого другого! Даже Бога Всевышнего, Который над всеми — белорусами, поляками, литовцами, евреями...

А когда играла скрипочка Гирша, за окном на сухих ветках сирени расцветали голубые цветы, сквозь пыльные стекла пробивались то солнечные, то лунные лучи, а корчмарь Бурыга, вытирая слезы с обвислых усов, бесплатно наливал пива неимущим посетителям. Вот что делал Гирш своей скрипкой!

И во всем городе Б* не находилось ни одного озорника, ни одной пропащей души, кто бы решился обидеть, высмеять этого нескладного старого еврея, с гладким блестящим островком лысины в пышном венчике черно-седых, словно присыпанных пеплом, кудрей...

И Гирш знал свою власть над людьми, и была Гиршева скрипка голосом города Б*, его душой и его совестью...

"Эх, если б этому музыканту подучиться! Чтобы кто-то помог ему получить музыкальное образование, добиться положения в свете ,"— сетовали ученые люди, которые изредка попадали в корчемку, где играл Гирш.

Но ученые люди на то и ученые, чтобы говорить про то, чего не было, и то прекрасное, что будет.

Никто не помнит сегодня Гирша и его скрипку... Но каждый обладатель музыкальной энциклопедии может при желании открыть ее на букве "П" и прочитать о выдающемся скрипаче Николае Поливанове, который родился в городе Санкт-Петербурге, учился у известного педагога Макарини, играл в оркестре Мариинского театра, потом начал ездить с сольными концертами, получил в Париже Гран-При, в Монтевидео — золотую лиру, в Лондоне — медаль св. Антония, а в Италии — право дать концерт на скрипке, которая принадлежала Никколо Паганини — а такое право получает только лучший скрипач мира...