Жених по объявлению

— Ну почему же не интересно? — продолжала Надя, глядя на меня, как показалось, с каким-то вызовом. — Очень даже интересно! Бросить любимую с малым ребенком, разве это не интересно? Очень даже интересно! Как в индийском фильме… только без счастливого конца.

— Надя, — просто и требовательно прозвучало из уст Татьяны Константиновны, — принеси-ка лучше блюдца и чашки.

Надя встала и безропотно пошла на кухню.

— Вредная стала, сладу нет, — сказала Татьяна Константиновна, накрывая стол белой скатертью. — Не прощает обиды. Молодежь. Им все не так, все не этак. Они не понимают, что в жизни бывает всякое: и разводы с любимыми, и жизнь с нелюбимыми. Это только кажется, что все просто.

Вошла Надя. В руках у нее — маленький поднос с чашками, кофейником и сахаром.

— Прошу к столу, — улыбнулась, как ни в чем не бывало.

Татьяне Константиновне я понравился. Она доверилась мне с первых слов и, как близкому, стала рассказывать о своих бедах и сомнениях, причем тайно от дочери, выбирая удобный момент.

— Прямо не знаю, что с нею делать, — наклонилась ко мне Татьяна Константиновна и зашептала тихонько. — Двадцать два скоро будет, не дурнушка и не глупая, а вот не получается с замужеством. То ей не нравятся, то она не нравится. Был один кавалер, летчик гражданский, уж так привязался к ней, шагу не давал ступить, чего только не обещал. Да и мы все стали ее уговаривать, а она нам: «Вы что, хотите, чтобы мои дети были, как поросята?» Мы посмеялись и отстали от нее. Что делать? — Татьяна Константиновна всплеснула руками и засмеялась.

— А почему поросята? — не понял я.

— Да он белобрысый, и ресницы у него белые, как у поросенка, — опять засмеялась Татьяна Константиновна. Тут уж и я ее поддержал.

— Что вы тут развеселились? — входя, спросила Надя. Она подозрительно посмотрела на мать. — Аж на кухне слышно.

— Я, Надюша, рассказала о Игорьке, как он в первом классе на уроке, когда припекло солнышко, разделся до трусиков, — хитро посмотрела на меня Татьяна Константиновна.

— Ты еще не рассказала, сколько у меня приданого? Сколько сапог и отрезов припасено для моего будущего мужа? — спросила Надя, садясь за стол.

— Господь с тобой, доченька! — покраснела Татьяна Константиновна. — Разве ж так можно?

Дочь не обратила ни малейшего внимания на это замечание и продолжила свою мысль, обращаясь уже ко мне:

— Маме не терпится вытолкнуть меня замуж за кого угодно, хоть за козла. Лишь бы я не осталась старой девой.

— Наденька, ты сегодня невозможная. Что подумает Владимир?

— Это его дело. Тем более что жениться он не собирается, он это уже сделал.

Признаться, и я не ожидал такого поворота. Надины слова застали меня врасплох, мне вдруг стало жарко, кровь ударила в лицо.

— Ну, это уж ваши дела, — встала Татьяна Константиновна и быстро пошла к двери. У порога остановилась, кивнула мне и сказала:

— Извините, Володя. До свидания.

— Вот и все! — развела руками Надя. — Мы избавили ее от возможных заблуждений.

— Не надо было так, — не согласился я.

— Разве лучше обманывать близких? — стояла на своем Надя. — Все мамы страдают одним недостатком: они строят замки на песке и поселяют в них своих прыщавых принцесс, наивно полагая, что делают доброе дело.

Я трезвел, я умнел. Незаметно посмотрел на часы.

— Что, пора? — усмехнулась Надя.

— Пожалуй, пойду.

— А то оставайся, — предложила она. — Уже поздно, такси в нашей запупеновке не поймать, и автобусы давно не ходят.

Я понял по взгляду, по улыбке, по интонации, что она играет со мной, как кошка с мышкой.

— В другой раз, — сказал я.

— Другого раза может не быть.

— Что делать, знать, не судьба.

Мы стояли и смотрели друг другу в глаза. Я протянул руки, Надя положила на мои ладони свои, я сжал их, привлек ее к себе и стал целовать, теряя последний разум, а в голове вихрилось: «Люблю, люблю… только бы не обман…»

Мне не хватало воздуха, меня трясло в диком ознобе. Я опустился на колени, обнял Надины ноги, прижался к ним головой…

…С тех пор моя жизнь стала иной. Прекрасное переплелось с мерзким. Беды сыпались на меня обвалом, но стоило мне подумать, что вечером я опять увижу Надю, и все горести откатывались куда-то далеко-далеко…

Мое «недостойное» поведение разбирали командиры и политработники, жена устраивала за мной слежку и писала письма во все инстанции, где могут принять меры и повлиять. Мы с Надей оказались в положении зверей, на которых выехали поохотиться, поразвлечься одряхлевшие от однообразия жизни любители травли. Удовлетворение от такой охоты они получали превеликое, это было видно по их довольным рожам.

— Что еще они придумали? — спрашивал я Надю при встрече, замечая очередную перемену в ее поведении или настроении.

— Ничего особенного, — смотрела она куда-то под ноги себе. — Вызывали на бюро, да я не пошла. Ну их! Надоели.

— Может быть, мы делаем что-то не так, если все против нас ополчились? — спросил я однажды Надю.