Жених по объявлению

Коньяк был отвратительный. Мы пробовали пить маленькими глотками, и тогда он отдавал прелым сеном, пили залпом — явно ощущался запах скипидара.

— Бурда какая-то, а взяла за «пять звездочек» армянского, — кривился Дорогой, недобро посматривая в сторону буфета. — И еще шутит!

— Заканчивайте! Время закрывать! — подошла уборщица. Она смахнула со стола нам на брюки крошки и двинула к стене столик так, что ножки его дробно застучали по бетонному полу.

Дорогого передернуло, но он смолчал. Резким движением плеснул себе в стакан коньяка и тут же отодвинул его в сторону, схватил фуражку и выскочил на улицу. Я тоже вышел.

На холодном воздухе после кислых запахов кафе дышалось легко и как-то не ощущалось яда угольной гари и бензина, заполнившего город от подножья до вершин.

Долго шли молча, потом Дорогой, как бы очнувшись, заговорил:

— Устал я, нет больше сил. По делу и без дела срываюсь. Надо бросать все и ехать в свой Липецк. Пропади оно все пропадом! Разве это жизнь? Со стороны только кажется, что красиво и хорошо мы живем, на самом же деле врагу не пожелаешь такой жизни. А там я заведу собаку и буду гонять зайчишек по полям. Летом наловлю раков — да с пивом! — и плевать на все!

Я слушал и не перебивал. Я во многом с ним соглашался. Да, мы устаем от нечеловеческой нагрузки, от суеты, от железной дисциплины, от глупых приказов… Совсем недавно, когда на моих глазах упал и взорвался вертолет, со мной случилось что-то похожее на истерику. Тогда я решил окончательно уйти из армии, но потом — в который раз уже! — сжал нервы в кулак и остался, остался в этой тяжелой и несправедливой среде.

— Пойдем к подружкам, — не то спросил, не то предложил Дорогой, остановясь у перекрестка. — Не хочется домой. Как у тебя дома?

— Что там может измениться? Не спешу домой. Если бы не дочь, все было бы проще.

— Кому от этого лучше? — Уставился на меня Дорогой. — Подрастет и поймет, а не поймет, что ж тогда делать?

— Ладно, хватит об этом, — решил я прекратить разговор на больную для меня тему. — У тебя есть куда идти?

— Надо позвонить, — сказал он, и опять я не понял, берет ли он меня в расчет.

Через полчаса с бутылками и свертками мы стояли перед дверью квартиры в пятиэтажном доме.

— Нажимай вон ту кнопку, — кивнул Дорогой. Я нажал локтем кнопку, и тут же щелкнул замок — перед нами оказалась красавица с черными азиатскими глазами.

— Входите, — сказала она Дорогому. Глянув на его парашютную сумку, усмехнулась. — Прямо с неба? Или жена совместно нажитые вещи справедливо поделила?

— Прямо из вертепа да в рай! — сказал на это Дорогой.

— Ты в этом уверен?

— А что? Там кто-то у тебя уже есть? — кивнул на дверь в комнату.

— Ты удивляешься этому? Три месяца, по-моему, — немалый срок, чтобы кто-то похожий на тебя не вполз ужом в мою постель. Как ты считаешь?

— Считаю, что ты, моя рахат-лукум, как всегда права!

— А это кто такой, молодой да красивый? — перевела свои черные глаза на меня восточная красавица.

— Прослышали, что прячешь невесту, вот и нагрянули с князем, — говорил Дорогой, расставляя пакеты и бутылки на столе в кухне.

— И как же зовут-величают молодого да неженатого князя?

— А зовут его хорошим русским именем — Владимир, а фамилия-то его… Впрочем, зачем фамилия? Не в ЗАГС же его привел?

— Как знать, — таинственная улыбка не сходила с прелестных губ хозяйки. — Как знать, — повторила она, пропуская меня в комнату.

В комнате перед телевизором сидела девушка.

— Моя подруга. Надя. — Показала Наина, так звали хозяйку, на девушку, наблюдая, какое произведет на нас впечатление эта Надя. И было чему удивляться. Мы были ошеломлены ее красотой. У Дорогого вытянулось в лошадиное лицо, наверное, и мое было не менее глупое.

Если Наина была красива, то Надя просто прекрасна! Высокая, стройная, волосы, стянутые тяжелым узлом на затылке, оголяли юную шею, посадка головы казалась гордой и в то же время привлекательной. Темно-серые большие глаза и ямочки на щеках были отнюдь не лишними штрихами на ее милом личике.

— Учти, — обратилась уже только к Наде Наина, — этот гусар, — показала на Дорогого, — обещал три года назад мне златые горы, и я поверила. Знай, обещать они умеют!

— Любушка, да я же…

— А я о ком? Перья распетушил, всех моих женихов распугал и успокоился. Интересно, что по этому поводу думает Гаагский трибунал? Могут они за это расстрелять или хотя бы высечь? Я и розги приберегла.

— Да я же… Только о тебе, моя радость, и думаю. Смотрю на самолет — вижу тебя, смотрю на небо — вижу тебя! Никуда без тебя! Ты сковала меня по рукам и ногам, ты поработила мою волю!

На все эти откровения Наина только покачала головой.

Надо ли говорить о том, что я тут же втрескался в Надю и как окаменел. Дорогой с Наиной ушли на кухню, а мы с Надей остались одни, и наше молчание грозило мне поражением. Но Надя, не дожидаясь, когда я из камня превращусь опять в человека, заговорила.