Когда фильм подходил к концу, дверь в комнату с шумом отворилась, и зрительницы недовольно заворчали. «Готье, на выход!» – скомандовала надзирательница.
Кэтрин подчинилась, и охранница сопроводила ее в камеру, заставила собрать постельное белье, личные вещи и повела на второй этаж. Там содержались заключенные в одиночных камерах.
Условия содержания для Готье резко ужесточились. Теперь все передвижения осуществлялись только в кандалах. Пищу подавали через окошко в камеру. Общение с другими заключенными было запрещено. Мытье под душем происходило всегда в присутствии надзирательницы, под ее пристальным вниманием, и это тоже приходилось терпеть. Такие изменения Кэтрин связала с отказом сотрудничать с ФБР, хотя администрация тюрьмы по-прежнему относилась к ней благожелательно. Возможно, именно поэтому ее поместили в камеру с окном на улицу. Это было частью так называемой свободы, которая могла существовать в новой реальности. Автостоянка и вход в магазин – это все, что могла видеть Готье.
После прибытия в тюрьму Кэтрин казалось, что время для нее остановилось. Она не знала, как переживают случившееся ее дети, а ее умение тщательно планировать свои действия здесь не могло пригодиться. Такое положение дел угнетало, но сдаваться не хотелось.
Однажды утром, сразу после завтрака, Кэтрин услышала команду «Готье, на выход», подошла к двери, просунула руки в специальное окошко и, почувствовав надетые наручники, отошла в сторону. Дверь распахнулась, Готье вышла в коридор, где надзиратель, как обычно, надел на нее кандалы. Напомнили о себе незажившие раны на щиколотках, идти было больно, и коридор казался Кэтрин бесконечно длинным, а лестница – очень крутой.