Когда вечность спустя на одной из дверей коридора я увидела табличку «Отделение неотложной помощи», я все еще не нашла рационального объяснения присутствия этого типа в самом сердце подвала общественной больницы. Я читала или слышала о потерявшихся пациентах, трупы которых впоследствии находят мумифицированными, но о том, чтобы кто-то селился в пространстве между трубами, — никогда! И как только администрация допускает… Но у меня не было времени размышлять об этом: в отделении неотложной помощи всегда царит хаос, неразбериха, повсюду люди, кто-то стоит, кто-то сидит, и белые халаты разлетаются во всех направлениях. С брошюрами
Дежурство
— Помоги мне, нужно найти, откуда кровотечение.
Вокруг стола их было четверо. Одна медсестра занималась капельницей, другая инструментами, а молодой мертвенно-бледный экстерн и пожилой мужчина — тот, что меня приветствовал, — вцепились в тело женщины. Молодой человек пытался справиться с ее сильно дергавшимися ногами, держа их за ступни. Его старший коллега, хирург в халате с короткими рукавами
— Помоги, ты что встала как вкопанная?! Умеешь держать инструменты?
Я поспешила к столу, по пути схватила пару перчаток, мигом их натянула и схватила инструменты, на которые мне, не теряя спокойствия, указал хирург. У него было улыбчивое лицо, и на вид ему было чуть больше шестидесяти лет.
— Держи ее руку, чтобы она меня не била, пока я ищу источник кровотечения.
Из живота брызнул фонтан крови.
— Ах, вот оно.
— Что с ней?
Тело женщины перестало дергаться.
— Валиум подействовал, — сказала медсестра.
— Вижу. Это облегчит мне жизнь и позволит нам спасти ее… — Он на мгновение поднял глаза на меня. — Она вскрыла себе живот кухонным ножом.
— Вы знаете почему?
— Нет, но есть три возможных объяснения. Возьми это, только не тяни, чтобы ничего не оторвать.
Он протянул мне пинцет, которым только что перекрыл сосуд брыжейки, и погрузил компрессы в лужицу крови.
— Если баба пытается покончить с собой, она делает это либо из-за своего мужика, либо из-за своей матери, либо потому, что ей кажется, что она полное дерьмо.
— Допустим, — иронично ответила я. — А с ней что случилось?
Он поправил кетгут[28]
на иглодержателе и опустил его в зияющую рану.— Ну, для того чтобы она решилась на
— Джинн Этвуд.
Он быстро завязал несколько узлов. Я еще никогда не видела, чтобы кто-то справлялся с этим быстрее.
— Ах! Франц говорил мне о тебе.
Он поднял кишку и стал осматривать ее сантиметр за сантиметром.
Стоявший в конце стола экстерн икнул, развернулся, вышел за занавеску и исчез. Было слышно, как его стошнило в коридоре.
Ланс посмотрел на меня:
— Это его первый день. Не на праздник он попал, бедняга. Ты занимаешься хирургией, правильно я понял?
— Да.
— Любой хирургией?
— Кроме нейрохирургии.
— Здесь бы тебе это не понадобилось. Конечно, нам случается иногда просверлить в черепе дырку, но это каждый дурак может, верно? Чем ты хочешь заниматься, когда вырастешь?
Он схватил кишки в ладони и уложил их в сальник, как рубленое мясо.
— Хирургией груди и половых органов.
— Ничего себе! Рак или пластика?
— Какая разница? И то, и другое — хирургия.
— Думаешь? Разница не в движениях, а в мотиве. В обстоятельствах. В женщине. Возьми вот эту. Перешить ей желудок будет недостаточно. Ее придется еще и лечить.
Ланс указал на женщину, и я наконец увидела ее лицо. Ей было не меньше тридцати. Ее лицо было покрыто синяками, нос сломан.
— …а в этой профессии есть только два варианта: либо лечить, либо мучиться.
— Простите?
— Если тебе не нравится лечить, ты будешь мучиться. — Он указал на поднос с инструментами: — Поможешь мне ее зашить?
— Минуту.
Пока я мыла руки, он тихо переговорил с медсестрой-анестезиоло-гом.
Я натянула чистую пару перчаток, стерильный халат, маску, отрезала кусочек полипропиленовой пластинки, выбрала иглодержатель и рассасывающуюся нить и, не медля, стала зашивать брюшную стенку стежок за стежком.