Благом оказалось и то, что Молли пользовалась всеобщей любовью старых слуг: они безропотно выполняли все ее распоряжения. Во многом помогал авторитет отца, а также то, что она никогда не заботилась о собственных удобствах и ничего не требовала для себя лично. Молли с величайшей кротостью терпела бытовую неустроенность, но не думала об этом, стремясь помочь всем, кому это было нужно, и исполнить данные во время ежедневных визитов многочисленные поручения отца. Возможно, он слишком перегружал дочь обязанностями, но она никогда не жаловалась и безропотно выполняла каждое указание. Только однажды, уже после того как миссис Осборн Хемли, как выразились сиделки, «перешла черту» и лежала слабая, словно новорожденный ребенок, но без лихорадки и в полном сознании, на внезапный вопрос отца, как она себя чувствует, Молли ответила, что смертельно устала: голова постоянно болит, а мысли путаются и вязнут, словно в болоте.
— Не продолжай, — остановил ее мистер Гибсон в остром приступе тревоги, если не раскаяния. — Приляг здесь, спиной к свету. Сейчас вернусь и тебя осмотрю, а уж потом поеду.
Он отправился на поиски сквайра и прошел немалый путь, прежде чем обнаружил мистера Хемли на поле яровой пшеницы, где женщины занимались прополкой, а маленький внук резвился в самых грязных местах, доступных маленьким ножкам, а потом хватал деда за палец и хохотал.
— Итак, Гибсон, как больная? Лучше? Вот бы в такой чудесный день вынести ее на воздух! Я постоянно уговаривал своего бедного сына почаще выходить из дому: наверное, даже раздражал назойливостью, — но природа — великолепный источник силы. Хотя, возможно, английский воздух не подействует так благотворно на француженку: полностью поправиться можно только дома, где бы он ни находился.
— Не знаю. Мне кажется, что надо устроить Эме здесь. Трудно вообразить место лучше. Но сейчас разговор не о ней, а о моей дочери. Можно заказать для Молли экипаж?
Последние слова прозвучали с таким напряжением, словно мистер Гибсон поперхнулся.
— Конечно, — тут же согласился сквайр, опуская внука на землю, чтобы повнимательнее взглянуть на доктора, потом схватил за руку. — В чем дело? Не отводите глаз, говорите правду!
— Ничего особенного, — торопливо ответил мистер Гибсон. — Просто хочу подержать ее дома, под постоянным наблюдением.
Возвращались они вместе. Сквайру очень хотелось поговорить, но сердце старика настолько переполнилось чувствами, что он не знал, с чего начать, но наконец признался:
— Знаете, Гибсон, Молли стала для меня как родная. Боюсь, мы навалили на нее слишком много разных дел. Как по-вашему, еще не поздно?
— Откуда мне знать? — едва ли не отчаянно воскликнул мистер Гибсон.
Однако сквайр отлично понял причину несдержанности и не обиделся, хотя до самого дома не произнес больше ни слова. Потом отправился на конюшню и грустно остановился в сторонке, наблюдая, как впрягают лошадей, и думая, что не представляет жизни без Молли, что до этой минуты не ценил ее по достоинству. И все же он стоял и страдал молча, что было достойно уважения, поскольку обычно демонстрировал окружающим мимолетные всплески эмоций, словно в груди помещалось настежь распахнутое окно. Сквайр видел, как доктор посадил в экипаж дочь, явно в расстроенных чувствах, а потом встал на ступеньку и поцеловал холодные слабые пальчики. И здесь спокойствие изменило ему. Попытавшись поблагодарить и благословить девушку, он бурно разрыдался, и ему понадобилась помощь мистера Гибсона, чтобы спуститься.
Так неожиданно Молли покинула Хемли-холл. Время от времени ехавший рядом отец заглядывал в окно и что-нибудь говорил, чтобы ее подбодрить и развеселить. Примерно в двух милях от Холлингфорда он пришпорил коня, послал дочери воздушный поцелуй и обогнал экипаж, чтобы приехать домой раньше и подготовить всех к встрече Молли.
Миссис Гибсон с нетерпением ждала падчерицу, потому что «чувствовала себя такой одинокой без своих дорогих девочек», и не уставала повторять:
— Право, милая Молли, какая радость, хоть и нежданная, только сегодня утром я спросила твоего папу, когда мы наконец увидим свою малышку. Как всегда, он ничего не ответил, но, думаю, потому, что решил доставить мне удовольствие. Выглядишь немного… как бы это сказать? Вспоминаю строчку из стихотворения Колриджа: «Назови ее прекрасной, а не бледной». Вот и назовем тебя прекрасной.
— Лучше бы ты ее отпустила и позволила по-настоящему отдохнуть. Не найдется ли пары любовных романов? Такая литература мгновенно усыпляет.
Доктор не уходил, пока дочь не легла с книгой в руке. Миссис Гибсон послала падчерице воздушный поцелуй и изобразила недовольство, когда муж взял ее под руку и увел.
— Итак, Лили, девочке необходим покой: она переутомилась, — едва оказавшись в гостиной, произнес мистер Гибсон крайне серьезно. — Это моя вина. Надо постараться оградить ее от любых переживаний и забот, а то все это может плохо кончиться.