Жены и дочери

— Ни за что! Не могу с этим согласиться. Только подумай, что обо мне скажут, если позабочусь о своей дочери и оставлю без внимания дочь мужа! Этого я не вынесу!

— Никто не узнает.

— В таком местечке, как Холлингфорд? Право, Молли, ты или очень глупа, или очень упряма, или тебе совершенно все равно, что обо мне станут говорить. Нет, я поступлю так, как считаю нужным! Пусть все узнают, что я не обычная мачеха и трачу деньги поровну на обеих дочерей. Так что продолжать разговор бесполезно.

Итак, маленькая белая кроватка, старомодный комод и прочие реликвии девических дней матушки были обречены на переселение в чулан. А через некоторое время, когда Синтия приехала домой с огромными французскими чемоданами, вся старинная мебель, заполнявшая пространство, необходимое для транспортировки новых сундуков, исчезла там же.

Все это время Тауэрс-парк пустовал. Леди Камнор проводила начало зимы в Бате, а семейство составляло ей компанию. В унылые дождливые дни миссис Гибсон неизменно вспоминала Камноров, как стала их называть, после того как обрела независимое положение. Таким образом она подчеркивала разницу между своей близостью к семье и той почтительной манерой, с которой горожане привыкли говорить о «графе и графине». Время от времени и сама леди Камнор, и леди Харриет писали своей «дорогой Клэр». Первая обычно давала поручения в поместье или в городе, которые никто не мог исполнить так же хорошо, как Клэр, ибо та знала вкусы и привычки графини. Поручения неизменно влекли за собой счета за экипажи из гостиницы «У Джорджа». Когда мистер Гибсон указал жене на это обстоятельство, в ответ она заметила, что после успешного исполнения просьбы непременно последует подарок в виде дичи. Почему-то объяснение не удовлетворило мистера Гибсона, однако больше он ничего не говорил. Послания леди Харриет были короткими и забавными. Она сохранила к давней гувернантке чувство, заставлявшее время от времени ей писать и радоваться, исполнив почти добровольно возложенную на себя обязанность. Поэтому, воздерживаясь от душевных излияний, леди Харриет сообщала семейные новости и сплетни того места, где находилась, считая, что благодаря этому и умеренным, но искренним выражениям симпатии Клэр не почувствует себя забытой давними воспитанницами. Как часто и подробно миссис Гибсон цитировала эти письма в беседах с дамами Холлингфорда! Эффект она испытала еще в Эшкомбе, а здесь он оказался ничуть не меньше. Однако ее озадачивали дружеские приписки для Молли и вопросы о том, понравился ли сестрам Браунинг посланный ею чай. В конце концов, Молли пришлось рассказать о проведенном в особняке Эшкомба дне и последующем визите леди Харриет в дом сестер Браунинг.

— Что за вздор! — раздраженно воскликнула миссис Гибсон. — Леди Харриет отправилась навестить тебя ради развлечения, а над сестрами наверняка лишь посмеялась. Те же теперь будут повсюду говорить о ней как о близкой подруге.

— Не думаю, что так: она действительно держалась вполне по-дружески.

— Полагаешь, что знаешь леди Харриет лучше меня? Я за пятнадцать лет изучила ее вдоль и поперек. Она относится к тем, кто ниже ее по положению в обществе, с пренебрежением, а сестер Браунинг высмеивает и называет не иначе как «Пекси и Флепси».

— Она обещала, что больше не станет, — промямлила загнанная в тупик Молли.

— Обещала? Леди Харриет? Тебе?

— Да, я ее об этом попросила…

— Подумать только! Даже я при столь долгом знакомстве с леди Харриет никогда бы не додумалась до подобной дерзости.

— Не думаю, что леди Харриет восприняла мои слова как дерзость.

— Просто ты ничего не понимаешь: она умеет хорошо притворяться.

Их беседу прервал сквайр Хемли, явившийся наконец с визитом. Миссис Гибсон встретила его со всей возможной любезностью и приготовилась, приняв извинения, заверить, что вполне понимает, как много забот ложится на плечи землевладельца, однако никаких извинений и объяснений не последовало. Сквайр душевно пожал даме руку, таким способом поздравив с выпавшей ей удачей заполучить столь ценного супруга, как его друг Гибсон, однако не произнес ни слова о пренебрежении долгом. К этому времени Молли научилась читать выражение его лица и сразу поняла, что случилось нечто серьезное и сквайр чрезвычайно встревожен. Он едва выслушал светскую речь миссис Гибсон, хотя та старалась произвести благоприятное впечатление на отца привлекательного молодого человека, к тому же богатого наследника, а потом повернулся к Молли и негромко, как будто исключая из беседы миссис Гибсон, сообщил: