— Подожди минуту. — Синтия взяла ее за обе руки и пристально посмотрела в лицо, но так, что это не показалось обидным. — Кажется, ты мне нравишься. Как хорошо! Я очень боялась, что сложится иначе: мы обе оказались в весьма неловком положении — но твой отец внушает доверие.
Молли не смогла сдержать улыбку, и Синтия, улыбнувшись в ответ, добавила:
— А, можешь смеяться сколько угодно, но, кажется, со мной ужиться непросто. В последнее время мы с мамой не ладили: и пары минут не могли провести вместе, — но, наверное, обе поумнели. А теперь, будь добра, оставь меня на четверть часа: больше, думаю, не потребуется.
Молли ушла к себе ждать, когда можно будет проводить Синтию в столовую. Конечно, в их доме найти дорогу в любую комнату не составляло труда, но Синтия настолько ее очаровала, что хотелось всецело посвятить себя новой подруге. Едва узнав о перспективе обзавестись сестрой, она принялась мечтать о приезде Синтии, так что при встрече, как исключительно впечатлительная натура, сразу оказалась во власти ее обаяния. В каждой школе есть такие девочки, которые привлекают и покоряют всех остальных учениц, причем не добродетелью, не красотой, не добрым нравом, не умом, а чем-то таким, что невозможно ни описать, ни понять.
Невозможно отрицать, что женщина способна очаровать не только мужчину, но и себе подобную, это поскольку сочетание многочисленных дарований и качеств настолько неуловимо, что нельзя установить пропорции составляющих. Возможно, власть эта далека от высоких принципов, ибо суть ее состоит в тонкой способности угождать различным людям и еще более разнообразным настроениям: быть всем для всех.
Во всяком случае, Молли могла бы скоро обнаружить, что Синтия не отличается безупречной моралью, однако покрывавшая ее вуаль обаяния не позволила бы осудить ее натуру, даже если бы подобное намерение соответствовало характеру названной сестры.
Синтия отличалась если не красотой, то редкой привлекательностью, и настолько хорошо это знала, что давно перестала на сей факт обращать внимание. Ни одна столь же прелестная особа не придавала так мало значения своей прелести. Молли любила наблюдать, как Синтия ходила по комнате свободным шагом лесного зверя, словно под музыку, слышную лишь ей одной. Платья девушки, которые нашим современницам могли бы показаться нелепыми, подчеркивали достоинства фигуры, а благодаря тонкому вкусу соответствовали самым строгим требованиям моды, хоть были недорогими и немногочисленными. Миссис Гибсон была явно шокирована, обнаружив, что дочь привезла всего четыре платья, хотя в ее гардеробе имелись туалеты новейших французских фасонов. Если бы она терпеливо дождалась ответа матери на письмо, в котором объявляла о том, что вернется раньше, такого бы не произошло. Эти речи показались Молли обидными, поскольку свидетельствовали о том, что радость матери при встрече на две недели раньше после двухлетней разлуки уступала той, которую она испытала бы при виде шикарных туалетов. Однако Синтия словно не замечала постоянных мелких уколов, упреки матери воспринимала с полнейшим равнодушием, что приводило миссис Гибсон в состояние сроди благоговейному трепету, поэтому она чаще обращалась к Молли, чем к родной дочери. В отношении одежды, однако, Синтия скоро доказала, что не хуже матери способна работать ловкими, умелыми пальцами. Она оказалась настоящей мастерицей и, в отличие от Молли, которая умела хорошо шить, но не разбиралась в фасонах платьев и шляп, с легкостью повторяла встреченные на улицах Булони образцы и несколькими быстрыми движениями наилучшим образом украшала их кружевом, лентами и вуалями. Таким способом она усовершенствовала гардероб своей матушки, но сделала это в весьма ироничной манере, причину которой Молли так и не поняла.
День за днем течение этих мирных занятий нарушалось сообщениями мистера Гибсона о неумолимом приближении миссис Хемли к роковой черте. Молли, которая теперь много времени проводила с Синтией в окружении лент, проволоки и тканей, воспринимала эти бюллетени как похоронный звон во время свадебного пира. Отец разделял ее горе: ведь мадам была его близкой подругой, — однако по долгу службы настолько привык к смерти, что воспринимал ее как естественный конец человеческого существования. Для Молли же уход дорогого, любимого человека был глубоко мрачным событием, и она в отчаянии бросала мелочные заботы, которыми была окружена, выходила в морозный сад и подолгу мерила шагами дорожку, скрытую от посторонних глаз вечнозелеными деревьями.
Печальное событие произошло не далее как через две недели после отъезда Молли из Хемли-холла. Миссис Хемли ушла из жизни так же незаметно, как уходила из реального мира и сознания. Спокойные волны сомкнулись над ней, не оставив следа.
— Все Хемли шлют тебе привет и слова благодарности, — сказал отец. — А Роджер просил передать, что сочувствует тебе, поскольку знает, насколько глубокой будет твоя печаль.