Жила Лиса в избушке

— Разве это адюльтер? — грустно сказала, закусывая пирожком. — Адюльтер — это перечные стейки, фламбе, лобстер, камин, шампанское рекой, а ты от меня пирожком с водкой хочешь отделаться.

Олег расхохотался.

— Алька, но для загорода с камином нужно хотя бы дня два. Я-то в любую минуту. От тебя все зависит. Ты же не можешь.

— Ну, например, на каникулах детей отвезти к маме, — Аля очертила круг пирожком в воздухе. — Тогда два-три дня вообще не проблема. Скажу, что к подруге в Таллин, еще в Берлине у меня есть.

— А хочешь в Финку на озеро? Да хоть в Берлин, хоть в Париж, любой город мира..

— Ты что, богач? — лукаво склонила голову к плечу.

— Богач не я. Нина у нас богач.

— Как это? — Аля осторожно опустила недоеденный пирожок на блюдце.

Олег рассказал, что познакомился с юной Ниной на Бали семь лет назад. К тому моменту он жил там уже года три-четыре, классический дауншифтинг, на доходы от бабушкиной московской квартиры. Еще продавал в Россию сувенирку, кошельки, сумочки из кожи питона, напрямую с мастерами и фабриками договорился. Отправлял готовые изделия родственнику, а тот уже сбывал их через свой интернет-магазин. Нина — дочь состоятельных родителей: папа был профессором сексопатологии, известный коллекционер живописи. Влюбившись в Олега, осталась с ним на острове. Родители даже денег предлагали за то, чтобы он отступился от нее, много всего было, смирились вроде, но денег ни копеечки с той поры. Она устроилась администратором в русской школе серфинга, работала гидом по случаю, хватало им. Вернулись на родину недавно, когда родители Нины, здесь в Питере, ушли один за другим за какие-то полгода. Нине, любимому последышу, была оставлена коллекция картин, старшей строгой Вере — квартира на Гороховой.

— Одну картину продали, прикинь, всего одну, — Олег посмеивается. — Вот тебе хата на 15-й. Плюс ремонт, веришь? Нет, вру. На ремонт и Таиланд еще две ушло. Коровин и Малявин, в частную коллекцию.

— Ты же говорил, что дизелями железнодорожными занимаешься? — растерянно спрашивает Аля.

— Ну да, ну да, — Олег мерит шагами гостиничный номер, красиво откидывает назад свои русые волосы. — Там еще раскрутиться надо. Сейчас потихонечку.

— А сколько всего картин? — зачем-то спрашивает Аля.

— Ну, ценных было пять. Нет, погоди, это как считать, — он хмурит лоб, потом взглядывает на нее. — Почему это важно?

— Просто интересно, на сколько еще номеров и моих пирожков с супом хватит у Нины денег, — Аля быстро натягивает чулки, щиплет их по ноге, стараясь не порвать.

— Ты дура, что ли? — орет он.

И снова провалилась в ту амфетаминовую весну, из которой бежала. И нет уже больше этой его новой наполненности, волнующего подворота часов на косточке — все ложь. Как отвратителен тот разваленный пень на Смоленке, в гигантский лепесток которого он вжал ее, собирал губами мурашки там, где катался жемчуг. Задрав плащ, иступленно гладил ей бедра, сердце ухало совой. Трахаться на кладбище — только и мог придумать. Не осталось ни кусочка, ни косточки от возлюбленного, опять мальчишка-мерзавец обманул ее. Какой-то трюк с переодеванием. Как она могла здесь оказаться? В пошлой отельной постели — обрезки идеальной сумки повсюду, чужой жизни.

Она поднялась, но он отчаянно толкнул ее обратно на кровать. Почему бы и нет, в последний-то раз? Сладко скулила под его злыми пальцами, чулки порвал.

* * *

Звон вилок, галдят захмелевшие гости, чьи-то сладкие духи волнами в винной кислинке, разлитой в воздухе. Сначала просто предполагали, во сколько же явится именинник, потом принялись делать ставки:

— ...Двадцать один двадцать.

— ...Без пятнадцати, двадцать один сорок пять.

— Ровно в десять придет...

В стеклянную вазочку скинули по триста рублей. Банк сорвет тот, кто по времени ближе всего угадает.

— Не, ну нормально, Алина? Это же неуважение к гостям, — надрывался одноклассник Павла Сомов.

Его петушиная шея свешивается на твердый воротничок сорочки; дорогой галстук переливами.

— А я что сделаю? — Аля с улыбкой пожимает плечами, собирая у гостей грязные тарелки.

На кухне стукнула посудой о тумбу, выдохнула прерывисто “скотина”. Путаясь в иконках мобильного, набирала мужа снова и снова. Вне зоны он.

Не первый раз так: начинает праздновать на работе, и домой никак не доехать. Балагур, умница, щедрая душа, подчиненные носили Павла на руках. Там по буфету сейчас гуляют. Надо было на выходной праздник переносить — чувствовала же, что этим кончится. По молодости пару раз врывалась в офис под утро: самые стойкие — в хлам, шпроты, колбаса на газетке, поют, лбами друг в друга. Просто сегодня он поклялся ей, что будет вовремя.

— Аля, он чё, совсем уже, что ли? — подруга Ируся в дверях кухни с бокалом и сигаретами. — Уже третий раз так.

— Ира, он с коллегами отмечает, — Аля грохочет посудой, очищая тарелки от остатков еды. — Ничего страшного. Задержался. Ты же говорила, не будешь сегодня пить?

— Ну хорошо, — поет у виска стерва Ируся. — Просто мы видим, как ты нервничаешь.

— Ир, иди покури, а? Ты курить ведь шла?