На часах десять минут шестого, а Жюль Верн уже за своей конторкой. Очень трудно начать главу. Фраза должна быть неожиданной даже и для себя, словно кто-то предложил ее, а ты сомневаешься, хотя сочетание слов в ней, ее походка, интонация и физиономия (да, да, - фраза имеет лицо, которое в одном случае улыбается, в другом оно печально) не вызывают никаких возражений; легко и просто встает на свое место вторая фраза, за нею третья' и так далее. И только после того, как напишешь первую страницу, убеждаешься в том, что начало первой главы не там, где она вообще начинается, а где-то посредине и именно там, откуда возникает действие, сцена, картина. Жюль Верн старается давать для глаза, а не для уха читателя. Когда есть нечто для глаза, само собою отпадает нужда для уха. Первая и вторая страницы даются большим трудом, требуют много усилий. Но как только переходишь к страницам третьей и четвертой, все вдруг становится и легким и приятным. Кажется, что тебе кто-то нашептывает, подсказывает, диктует; и если герой улыбается,-улыбаешься и сам, и если герой гневается, - вслух гневно говоришь и сам. Жюль Верн работает и играет; любопытно посмотреть на него со стороны, когда он стоит за своей конторкой и довольно потирает руки или кому-то грозит пальцем и весело, раскатисто хохочет. Светит солнце. Где-то поют дети, им подтягивает мужской голос; дым из трубы соседнего дома вьется спиралью и тает. В дверь кто-то стучит. "Войдите!" - говорит Жюль Верн. В кабинет входит молодой, но уже сделавший себе им* адвокат Раймонд Пуанкаре. Он просит извинить его, - дело не терпит отлагательства.
- Вас обвиняют в том, - неторопливо начинает Пуанкаре,- что вы будто бы оклеветали нашего ученого Тюрпена в своем романе "Равнение на знамя", - вы изобразили его сообщником разбойников с Бермудских островов. Я не читал этого романа, простите. Обвинение смешное, но оно обвинение. Мне придется помучиться и понервничать. С одной стороны, - Пуанкаре театрально жестикулирует, - обвинитель отожествляет себя с изменником родины! Это уже. ..
- Черт знает что! - смеется Жюль Верн. - Наш Тюрпен, изобретатель мелинита, пытался продать свое изобретение за границей. Герой моего романа Томас Рош несколько напоминает Тюрпена, но...
- Вы знакомы с ним? - спрашивает Пуанкаре, расхаживая по кабинету.
- Я хорошо знаком со всеми крючками и петельками юридической науки, и потому вопрос о личном знакомстве отпадает: знакомый не потянет в суд по такому поводу!
- Наиболее опасные враги наши - это все те, кто хорошо знает нас, самодовольно произносит Пуанкаре, не называя автора этой весьма дряхлой от старости сентенции. - Хорошо уже и то, что судиться с Жюлем Верном означает идти в бой против целой дивизии в то время, когда у тебя только один взвод.
Пуанкаре самодовольно выпрямился, помахал цилиндром, огладил свою бородку, ту самую, которая спустя пятнадцать - двадцать лет всеми карикатуристами будет изображаться в виде копий и молний, направленных на противников Франции вообще и врагов лично его, французского президента. Жюль Верн дал понять, что он полыцен сравнением себя с дивизией. Пуанкаре расшаркался и водрузил цилиндр на свою голову чуть набекрень, - так он надевает его всегда после удачно проведенного процесса в суде.
- Я решил не щадить самолюбия этого Тюрпена, - заявил Пуанкаре, уже стоя на пороге. - Я спрошу его, как говорится, в лоб: на какую именно сумму вы рассчитывали, затевая этот нелепейший фарс? . .
- Простите, - деликатно произнес Жюль Верн. - Вы не читали моего романа ""Равнение на знамя", боюсь, что вы напутаете в суде. Ради бога, простите! Герой романа Рош похищен пиратами, во главе которых стоит американец, владелец подводного корабля. Рош, таким образом, совершенно невольно становится пособником пиратов. Но в ту минуту, когда он видит французский флот, направляющийся к острову пиратов, когда он видит французский флаг и слышит хорошо известную вам команду: "Равнение на знамя!" - он - это вы, как мой адвокат, должны хорошо помнить - взрывает остров и погибает сам.
- Прекрасно, запомню, - несколько обиженно проговорил Пуанкаре.
- Еще раз простите, - Жюль Верн прижал руки к сердцу и виновато посмотрел на Пуанкаре. - Нельзя, по-моему, считать Тюрпена обыкновенным шантажистом, вымогателем. Не забудьте, что я тоже в некотором роде юрист. Одну минутку, - я хочу осведомиться о гонораре, который. ..
- Ни слова! - Пуанкаре закрыл глаза и принял позу актера, играющего благородного дворянина. - Предстоящий процесс для меня не более, как лихая кавалерийская атака. Спокойно продолжайте вашу работу. В суд не приходите. Я справлюсь!
Откланялся и ушел.
"Этот справится, - подумал Жюль Верн, снова принимаясь за свой роман. Мои друзья не ошиблись, рекомендуя эту восходящую звезду".
Спустя неделю Жюль Верн получил телеграмму:
"Тюрпен подал апелляцию первоначальный приговор оставлен в силе поздравляю буду завтра Пуанкаре".
- Я хочу получить то, что мне следует, - сказал Пуанкаре на следующий день. - И я получу сполна, если вы преподнесете мне одну из ваших книг с надписью.