Жизнь без слов. Проза писателей из Гуанси

Посидев с матерью, пока она доест суп, Лу Сяобин засобиралась домой переодеться, попрощалась с мамой и ушла вместе с Ван Чэнем. В его глазах сверкало любопытство и подозрение, но она притворилась, что ничего не замечает. Ван Чэнь вновь стал к ней добр, как и прежде, как будто между ними никогда ничего не происходило. Но в душе ее самая вульгарная, самая низкая сторона жизни уже обнажилась в своей первозданной форме, и как ее ни замазывай, все равно останется страшный, толстый рубец. Она все обдумала и решила, что когда все это закончится, пусть даже и ей самой придется поднять вопрос о разрыве, они непременно расстанутся. Причина, по которой она была формально вежлива с ним, заключалась в том, что Ван Чэнь мог помочь ей во многих вещах, с которыми она была бессильна справиться. Она использовала его, но ей совсем не казалось, что она в чем-то неправа. Думая о том, как он по-свински обошелся с ней, она считала, что они совершенно квиты. То, что у нее могли появиться такие мысли, втайне несколько удивили и испугали даже ее саму.

Вернувшись домой, Лу Сяобин прилегла отдохнуть, спала глубоко и проснулась, когда на часах было уже больше одиннадцати вечера. Она поспешно встала собирать вещи, чтобы бежать в больницу. Ван Чэнь остановил ее.

— Отдохни хоть вечер, — сказал он. — Самый опасный период позади, не нужно каждую ночь возле нее бдеть.

Лу Сяобин поколебалась, обдумывая кое-что другое. Ван Чэнь забрал у нее рюкзак и отставил в сторону, она вцепилась в него бессильной хваткой, но не слишком упорствовала. Ван Чэнь сходил на кухню и вернулся с подогретым для нее стаканом молока. Он мужественно выдержал жар от нагревшегося стакана и, держа его за верхнюю кромку, аккуратно поставил на стол и тут же запрыгал, со свистом втягивая воздух и схватившись за мочку уха, чтобы отвести лишнее тепло. Именно она научила его такому способу. Лу Сяобин тихо пила молоко, коротко взглядывая на Ван Чэня и тут же опуская глаза в стол.

Ван Чэнь сходил в спальню, вынес оттуда свой портфель и достал пачку денег, которую положил перед Лу Сяобин.

— Возьми на расходы.

— У меня еще есть, — ответила она, отвернувшись.

— Пока твоя мама болеет, откуда у тебя время зарабатывать? — заметил он. С этими словами он протянул руку и погладил ее по волосам. Глядя на изнуренное, побледневшее лицо Лу Сяобин, он вдруг добавил: — Я позабочусь о тебе.

В этих словах подразумевалось некое обещание, а еще обязательство перед самим собой, шедшее из самых сокровенных глубин мужской души. Ван Чэнь ощутил в себе суровую решительность и снова растрогал сам себя. Не будь перед ним Лу Сяобин, он бы крепко хлопнул себя по бедру в знак одобрения. В этот момент он посчитал, что взял на себя роль «спасителя рядового»[78].

В углу комнаты бумажный светильник из «Икеи» источал мягкий свет. Взор Лу Сяобин затуманился, очертания грубого квадратного стола расплылись, его облезлый черный цвет тоже словно заполнился светом, и на поверхность поднималось что-то, потерявшееся было в глубинах времени. Воспоминания о событиях минувших дней хлынули потоком. Лу Сяобин мысленно содрогнулась, и холод из самых дальних уголков тела собрался сейчас в ее ладонях. Она обхватила стакан молока, и его жар, который она не смогла бы вынести в обычное время, в этот момент пришелся как никогда кстати.

Лу Сяобин глубоко вздохнула и сказала:

— Тот мужчина — любовник моей матери.

После того как отец Лу Сяобин заболел и умер, мужчина стал появляться у них дома. В то время он уже обзавелся собственной семьей. Из-за того, что его визиты стали слишком частыми, а может еще и из-за пубертатной чувствительности, Лу Сяобин почувствовала, что между ним и матерью какие-то странные отношения, несмотря на то что в ее присутствии они были крайне осторожны. Однажды они втроем играли в покер, и одна из карт упала на пол. Нырнув поднять ее, Лу Сяобин увидела, что мужчина и ее мать держатся под скатертью за руки.