Жизнь без слов. Проза писателей из Гуанси

Почему матери вздумалось рыхлить землю на Бамбуковом острове?

Мы издалека увидели струйку белого дыма на том берегу, она подрагивала над почерневшей шиферной крышей. Отец обернулся и сердито взглянул на нас, словно спрашивая, как это понимать. Но мы помалкивали: никто не знал, что задумала мать. Нас разделяло метров тридцать речной воды, стояло лето, и переправиться на остров можно было только на плоту. Но наш бамбуковый плот, много лет пролежавший без дела, теперь был причален к Бамбуковому острову. Мы видели деловитую фигурку матери на том берегу, она то выходила из хижины, то ныряла обратно, словно хлопотливый муравей. Вот затащила внутрь какие-то камни и тут же вынесла на спине подгнившие бревна, пнула деревянную дверь: наверное, ей не понравилось, что дверь опять закрылась, когда ее не просили. Мать с головой ушла в работу и ничего не замечала, ей было невдомек, что мы наблюдаем за ней с другого берега. Я заметила, что бамбуковые деревья на острове разрослись еще пышнее, а в их листве порхали ликующие птицы, они будто радовались тому, что на безлюдном Бамбуковом острове наконец-то появился человек.

Отец бросил на меня сердитый взгляд, я спешно выступила вперед и крикнула:

— Мам!

Мать замерла у дверей, посмотрела в нашу сторону и забежала в хижину, словно нас и не было. Я обернулась и в замешательстве уставилась на отца с братьями. Парни озадаченно переглядывались, отец по-прежнему был чернее тучи. Я снова позвала мать, но на этот раз она даже не выглянула из хижины, словно заснула. Наш выход к реке заинтересовал односельчан, поливавших грядки у берега. Не зная, что приключилось, они побросали кадки, ковши и столпились вокруг, выспрашивая у нас, в чем дело. Отец даже побагровел, — для него не было издевательства хуже. Задыхаясь от злости, он процедил:

— Что тут интересного? Расходитесь, прочь, прочь! — А нам махнул: — Быстро домой, не хватало еще перед соседями позориться.

Пришлось нам убраться восвояси.

Скоро вся деревня знала, что мать ушла из дома и поселилась на Бамбуковом острове. Прячась от насмешливых и недоумевающих взглядов, отец почти не показывался из дому. Целыми днями он беспокойно бродил по комнатам, как зверь по клетке, но сделать ничего не мог. Братья почти все время проводили в поле: травы нельзя было бросать без присмотра. Дома остались только мы с отцом, я должна была ухаживать за свиньями, утками, курами, кормить собак, а еще готовить себе и отцу. Попробовав мою стряпню, отец отшвырнул палочки и заорал:

— Это для людей сготовлено? Соль нынче бесплатно раздают? С закрытыми глазами солила?

Я в долгу не осталась:

— Если невкусно, готовь сам, я тебе не мама.

Отец уставился на меня и, явно не зная, что возразить, хлопнул по столу:

— Скажи, что твоя мать удумала? А?

Я только глаза закатила. Нас, детей, было четверо, и я боялась отца меньше всех. Порой мне казалось, что он только притворяется грубым и упрямым, а вообще такого бесхребетного человека еще поискать надо, я даже думала, что на самом деле отец у матери под каблуком.

В те дни мать несколько раз наведалась домой. Однажды взяла полмешка риса, немного масла и соли, две чашки, палочки для еды, а еще пару старых ненужных кастрюль и сковородок. В другой раз, под вечер, вытащила из курятника за домом какие-то трухлявые доски, наверное, думала использовать их на острове вместо кровати. С тех пор как мы начали выращивать травы, денег в семье прибавилось, и отец часто покупал что-нибудь в дом. Мы беззаботно радовались новым вещам и никогда не задумывались, куда пропадают старые. Теперь мать о них вспомнила, достала из-под кровати, из кладовой, с чердака. Она перетаскивала этот хлам на Бамбуковый остров, как муравьи переносят свой муравейник, — по частям. Мать с невозмутимым видом ходила мимо нас то с тем, то с другим, а мы помалкивали. Ведь она уносила из дома одно старье, кто подумал бы ей возразить? Не припрячь она когда-то эти вещи, их давно бы раздали соседям, такой был характер у отца. А он теперь молча сидел в своем кресле, с язвительной ухмылкой наблюдая, как мать снует туда-сюда.

В последний приход мать забрала черную кошку, полюбившую спать, свернувшись клубочком, у нее в ногах, и бамбуковую циновку, распухшую от набитой в нее одежды. Вот так наша мать и ушла жить на Бамбуковый остров. Тетушка Юй время от времени передавала новости. То мы узнавали, что мать была на рынке и купила там несколько цзиней[105] сала. Потом — что пару дней назад она взяла у тетушки Юй в долг триста юаней и купила сотню утят, у берега спустила их на воду, сама на плоту переправилась на остров и оттуда кричала утятам: «Ди-гага, ди-гага!» Тетушка Юй даже изобразила неумелый материн клич, а потом понурилась и пробормотала: «Тридцать лет ваша мама прожила в деревне, а говорить так и не выучилась».