Очутившись в лагере, он переночевал в караулке. Он чувствовал себя в большей безопасности, но не особенно верил в успех. Дело в том, что консулы вместе с сенаторами и городскими когортами успели занять форум и Капитолий, желая снова дать всем свободу. Да и сам Клавдий, в ответ на приглашение народного трибуна пожаловать в курию для объяснений, заявил, что его держат силой и вследствие обстоятельств. Но на следующий день сенат вел себя в деле осуществления своих планов менее энергично, из-за утомительных споров между лицами различных партий, а толпа, окружавшая сенаторов, уже начинала требовать себе одного главу, называя при этом Клавдия. Тогда последний разрешил собравшимся в полном вооружении солдатам принести ему присягу, обещая дать каждому по пятнадцати тысяч сестерциев. Это был первый император, купивший за деньги верность своих солдат.
Прочно сев на престоле, он, прежде всего, постарался предать забвению те два дня, которые прошли в спорах относительно перемены формы правления. Итак, он объявил полное прощение всем сделанным в то время поступкам и словам. Казнено было только несколько военных трибунов и центурионов из числа убийц Гая, во-первых, для примера, во-вторых, за то, что, как узнал Клавдий, они требовали и его головы. Затем он решил выполнить свои обязанности в отношении родственников, поэтому самой священной в его глазах и самой любимой была клятва именем Августа. Он позволил установить культ своей бабке Ливии и во время игр в цирке выводить в память ее запряженную слонами колесницу, похожую на колесницу Августа. В честь своих родителей он приказал приносить торжественную заупокойную жертву. Кроме того, он велел устраивать ежегодно, в день рождения отца, игры в цирке, а в честь матери возить в цирке на колеснице ее бюст и затем дать ей титул Августы, от которого она отказалась при жизни. Он выказывал при всяком удобном случае уважение к памяти брата, а при состязании в Неаполе приказал даже поставить на сцене греческую комедию и, по решению судей, дал ей приз[327]
. Он не забыл почтить и не оставил без благодарного воспоминания и Марка Антония. В одном из своих эдиктов он заявил, что тем настоятельнее просит праздновать день рождения своего отца, Друза, что он родился в один день с его дедом, Антонием. Он докончил мраморную арку Тиберия, вблизи театра Помпея. В свое время сенат приказал выстроить ее, но оставил недоделанной. Объявив недействительными все распоряжения Гая, Клавдий, однако же, не позволил считать праздником день его насильственной смерти, хотя он был днем вступления его на престол.Напротив, в отношении личных почестей Клавдий отличался умеренностью и тактом. Он отказался от императорского титула, не принял слишком больших почестей, а день обручения своей дочери и рождения внука провел тихо и приказал отпраздновать лишь домашним богослужением. Без разрешения сената он не вернул ни одного ссыльного и выпросил, как милости, позволение вводить с собой в курию преторианского префекта и военных трибунов и считать законными судейские приговоры его прокураторов. Он получил от консулов право устраивать ярмарки в своих частных имениях. Нередко он присутствовал, в качестве одного из советников, при разборе дел магистратами, когда же последние давали публичные игры, он вместе с остальной публикой вставал и словами и жестами старался выразить им свое почтение. Он извинился пред народными трибунами, явившимися к нему во время разбора дела, что вследствие тесноты не может, выслушивая их, пригласить сесть.
Этим он в короткое время приобрел себе горячую любовь и расположение. Когда, например, разнесся слух, что во время поездки в Остию его предательски убили, народ сильно взволновался и до тех пор не переставал осыпать страшными проклятиями солдат как изменников, а сенаторов как убийц, пока сначала один, потом другой, наконец, несколько человек, поставленных магистратами на кафедру, не уверили, что Клавдий жив и находится недалеко от столицы.
И все-таки он недолго оставался избавленным от покушений, — ему грозили и отдельные лица, и партии, и, наконец, междоусобная война. В глухую ночь возле его спальни поймали простолюдина с кинжалом. Затем арестовали в публичном месте двух всадников, поджидавших Клавдия со стилетом и охотничьим ножом. Один хотел напасть на него при выходе из театра, другой — возле храма Марса, во время жертвоприношения. Государственный переворот хотели произвести привлекшие на свою сторону многих императорских отпущенных и рабов Галл Азиний и Статилий Корвин, внуки ораторов Миллиона и Мессалы. Междоусобную войну затеял далматский легат Фурий Камилл Скрибониан, но через пять дней был убит. Изменившие присяге легионы раскаялись под влиянием религиозного чувства, — когда им было приказано двинуться в путь для встречи нового императора, случайно ли, или по воле свыше, они не могли украсить своих орлов и вытащить из земли древки знамен.