Жизнь двенадцати цезарей

Но самую страшную, смертельную ненависть он навлек на себя тем, что принял сенат, явившийся к нему в полном составе, с целым рядом в высшей степени почетных для него декретов, сидя в притворе храма Венеры-Матери. По словам одних, он хотел было подняться с места, но Корнелий Бальб удержал его; по словам же других, он вовсе не пробовал делать что-либо подобное, а даже сердито взглянул на Гая Требация, напомнившего ему, чтобы он встал. Этот поступок Цезаря казался тем возмутительнее в связи с тем, что, когда сам он проезжал во время триумфа мимо мест, занятых трибунами, и один из корпорации, Понтий Аквила[84], не встал, он вспылил до того, что крикнул: «Так потребуй же от меня, Аквила, власть над государством, благо ты народный трибун!» Обещая кому-либо исполнить его просьбу, он в продолжение нескольких дней не переставал прибавлять, что это будет сделано тогда лишь, «когда это позволит Понтий Аквила».

Глубокое оскорбление, нанесенное им сенату, Цезарь увеличил новой выходкой, еще более дерзкой, чем прежние. Когда он возвращался с латинского жертвоприношения и был встречен необычайно громкими криками народа, один из толпы возложил на его статую лавровый венок, перевязанный белой лентой. Народные трибуны Епидий Марулл и Цезетий Флав приказали снять ленты с венка, а того человека отвести в тюрьму. Цезарь, досадуя на неудачное напоминание о царской власти, или, как он лично говорил, на то, что у него отняли славу отказа от нее, сделал трибунам строгий выговор и отнял у них должность.

Он не мог рассеять шедшей о нем дурной славы, будто он добивается царского титула, хотя заявил, в ответ одному плебею, назвавшему его царем, что он «Цезарь, не царь». В праздник Луперкалий консул Антоний несколько раз пытался на форуме возложить ему на голову диадему, но Цезарь не принял ее, а потом отправил в Капитолий, в храм Юпитера Подателя Благ и Владыки. Далеко разнесся даже слух, будто он намерен избрать новой своей резиденцией Александрию или Трою и, вместе с тем, перевести туда все военные силы государства. Италию он будто бы хотел истощить наборами, а управление столицей вверить своим друзьям. Луций Котта, один из коллегии пятнадцати, должен был на ближайшем заседании сената предложить провозгласить Цезаря царем, так как, на основании книг Сивиллы, победу над парфянами мог одержать только царь. Это заставило заговорщиков поспешить с исполнением их плана, чтобы, по необходимости, не подавать голоса за мнение Котты.

Тогда начались совещания, сначала в разных местах. То, о чем раньше совещались часто двое или трое, предлагалось теперь на общее решение, так как даже народ не только уже начинал тяготиться настоящим положением, но тайно и явно протестовал против неограниченной власти и требовал привлечь своих поработителей к суду. Когда Цезарь сделал сенаторами нескольких иностранцев, появилось подметное письмо следующего содержания: «В добрый час! Никто не должен указывать новым сенаторам дорогу в сенат!» В народе распевали известные стихи:

Тех галлов, которых Цезарь вел в триумфе, он ведет теперь в сенат.Галлы скинули штаны[85]

и надели тоги с широкой пурпуровой полосой.

Когда Квинт Максим, заменивший на три месяца прежнего консула, входил в театр и находившийся при нем ликтор, по обыкновению, требовал, чтобы приветствовали консула, все закричали, что Максим не консул. После удаления от должности трибунов Цезетия и Марулла на ближайших комициях было подано множество голосов за избрание их консулами. Кто-то написал на пьедестале статуи Брута: «О, если б ты был жив!», а на пьедестале статуи Цезаря:

Брут сделался первым консулом — после изгнания царей,

Он сделался, в конце концов, царем, — вследствие изгнания консулов.

Участников заговора против Цезаря было более шестидесяти. Возглавляли его Гай Кассий и Марк и Децим Бруты. Сначала они не знали, на что решиться, — разделиться ли на части, и когда Цезарь будет приглашать трибы подавать голоса во время комиций на Марсовом поле, сбросить его с моста и, подхватив, убить, или напасть на него на Священной улице, или при входе в театр. Но, когда на 15 марта было назначено заседание сената в Помпеевской зале, не трудно было остановиться на выборе времени и места.