Жизнь двенадцати цезарей

Часто он один восстановлял порядок в своих отступающих войсках и не только останавливал бегущих, но и удерживал некоторых из них. Схватив за горло, он обращал их лицом к неприятелю. Часто бегущие бывали возбуждены до того, что один знаменщик, которого Цезарь думал удержать, хотел ударить его острием знамени, а другой оставил в руках у него и само знамя.

Не меньше отличался он самообладанием — в доказательство этого можно привести еще больше примеров. После сражения при Фарсале он послал вперед войска в Азию, а сам на небольшом грузовом судне решил переправиться через Геллеспонтский пролив. По пути он встретил неприятельскую эскадру Луция Кассия из десяти боевых кораблей. Цезарь не убежал, а подошел на самое близкое расстояние и даже посоветовал Кассию сдаться. По его просьбе Цезарь взял его с собой.

В Александрии после неожиданного нападения неприятеля на мост Цезарь кинулся в лодку. Но когда в нее набилось еще несколько человек, он прыгнул в море и, проплыв 200 шагов, добрался до ближайшего судна. При этом левая рука его была поднята, — он боялся замочить таблички, которые имел при себе, — а в зубах держал плащ, не желая оставлять его неприятелю.

Солдат он ценил не за характер или внешность, а исключительно за физическую силу, и обращался с ними так же строго, как и снисходительно. Он сдерживал их волю не везде и не всегда, но требовал от них строжайшей дисциплины тогда именно, когда вблизи находился неприятель. Он не объявлял им ни времени выступления, ни времени сражения, а требовал, чтобы они были в боевом порядке и готовы исполнить его волю в любой момент. Тревогу он часто объявлял без причины, особенно в дождливые дни или в праздники. Также, приказав солдатам брать с него пример, неожиданно уходил днем или ночью быстрым маршем, с целью утомить своих слишком запоздавших преследователей.

Если его солдаты начинали пугаться слухов о многочисленности неприятеля, он старался ободрить их, но не тем, что объявлял эти слухи ложными или уменьшал число противников, а тем, что умышленно увеличивал его еще более. Когда с ужасом ждали прихода Юбы, он созвал солдат на сходку и сказал: «Знайте, царь придет на этих днях с десятью легионами, тридцатью тысячами конницы, ста тысячами легкой пехоты и тремястами слонами. Пусть же никто об этом больше не спрашивает и не думает, а положится на мои точные сведения, или я посажу вас на самый старый корабль и пущу куда глаза глядят, по воле ветра!»

Не на все проступки солдат он обращал внимание и не за все наказывал в той степени, в какой следовало. Но, давая поблажку в остальном, он без малейшего снисхождения преследовал и наказывал перебежчиков и бунтовщиков. После большего сражения или победы он, забывая требования дисциплины, давал полную волю проявлениям разнузданности и своеволия всякого рода, хвастливо заявляя обыкновенно при этом, что его солдаты умеют отлично драться и надушенными. На сходках он называл солдат более ласково, «товарищами», и так заботился об их щегольском виде, что раздавал им оружие с золотыми или серебряными украшениями, во-первых, для красоты, во-вторых — для того, чтобы, из страха потерять, они тщательнее берегли его в сражении. Он так горячо любил своих солдат, что, получив известие о поражении Титурия, отпустил бороду и волосы и остриг их лишь тогда, когда отомстил. Таким образом, он добивался и преданности ему, и замечательной храбрости солдат. Когда он начал междоусобную войну, центурионы каждого легиона выставили ему по одному конному солдату на своем содержании. Что до солдат, все они служили даром, не требуя ни хлеба, ни жалованья, причем более зажиточные брали на себя расход по содержанию более бедных. Война продолжалась очень долго, однако решительно никто не изменил Цезарю. Многим пленным предлагали оставить жизнь, если они согласятся драться против него, но они отвечали отказом. Они с таким мужеством терпели голод и другие лишения, — все равно, их ли осаждали, сами ли они держали в осаде других, — что Помпей, увидевший во время осады Диррахия хлеб из травы, которым они питались, сказал, что ведет войну с дикими зверями. Он приказал немедленно убрать этот хлеб и не показывать его никому, — боялся, что мужество его солдат будет сломлено выдержкой и упорством неприятеля.

С каким мужеством бились солдаты Цезаря, доказывает тот факт, что, после одного неудачного сражения при Диррахии, они сами потребовали от Цезаря наказания себе, и их предводителю пришлось скорее утешать их, нежели думать об их наказании. В остальных сражениях они легко разбивали бесчисленные войска противников, значительно уступая им числом. Мало того, одна когорта шестого легиона, оставленная для защиты укрепления, несколько часов выдерживала нападение четырех легионов Помпея, хотя почти все солдаты были ранены массой неприятельских стрел, которых внутри вала было подобрано сто тридцать тысяч штук.