Жизнь двенадцати цезарей

Вернувшись из Аполлонии, он немедленно решил применить против Брута и Кассия силу, пока они не подозревали ничего подобного. Но они успели бежать от грозившей им опасности, и Август стал действовать против них путем закона и заочно привлек их к суду по обвинению в убийстве. Когда те, на кого была возложена обязанность открыть игры в честь победы Цезаря, не рискнули сделать этого, Август открыл их сам. Стремясь с большим успехом привести в исполнение и остальные свои планы, он выступил кандидатом на место случайно умершего народного трибуна, хотя был только патрицием, но не сенатором[96]

. Однако в консуле Марке Антонии, в котором Август рассчитывал найти едва ли не главного своего сторонника, он встретил противника своим планам. Кроме того, тот без большого денежного вознаграждения не соглашался оказать ему в чем-либо обычной законной защиты, и Август примкнул к партии оптиматов, зная, что они ненавидят Антония, главным образом, потому, что он осаждал в Мутине Децима Брута и старался вооруженной силой выгнать его из провинции, данной ему Цезарем и закрепленной за ним сенатом. Тогда, по совету некоторых, Август подослал к Антонию убийц; но коварный замысел открылся, и он, в свою очередь, из страха за дальнейшее, привлек на свою сторону огромными суммами ветеранов, для защиты лично себя и государства. Затем он получил приказ принять, в звании пропретора, команду над собранным им войском и вместе с выбранными в консулы Гирцием и Пансой помочь Дециму Бруту. Двумя сражениями он в три месяца кончил войну, которую ему поручили вести. По словам Антония, он бежал во время первого сражения и явился только через два дня без плаща и лошади, но во втором сражении он, как известно, исполнял обязанности не только полководца, но и простого солдата. Так, в разгар боя, он выхватил орла у тяжело раненного знаменщика своего легиона и долго носил на своем плече.

В этой войне пал в бою Гирций, а вскоре умер от раны и Панса. Прошел слух, что оба они были убиты вследствие происков Августа, — ему хотелось, после бегства Антония и смерти обоих республиканских консулов, одному командовать победоносными войсками. По крайней мере, смерть Пансы была до того подозрительна, что врача его, Гликона, арестовали, обвиняя в том, будто он влил яд в рану. Аквилий Нигер прибавляет, что и другой консул, Гирций, был убит лично Августом, в пылу сражения.

Узнав, что бежавший Антоний нашел себе приют у Марка Лепида и что остальные начальники и войско перешли на его сторону, Август без колебания отделился от партии оптиматов. Предлогом к перемене его взглядов служили якобы слова и поступки некоторых лиц. Так, одни будто бы называли его «мальчишкой», другие открыто говорили, что надо его выдвинуть, а потом покончить с ним, чтобы ни ему, ни его ветеранам не давать следуемых наград. С целью еще яснее доказать, что он раскаивается в своей принадлежности к прежней политической партии, он наложил на население Нурсии огромную контрибуцию в наказание за то, что они на поставленном за общественный счет памятнике над убитыми в сражении под Мутиной гражданами сделали надпись, что те «пали за свободу». Так как жители не смогли выплатить ее, он выгнал их из города.

Вступив в союз с Антонием и Лепидом, Август, несмотря на свою слабость и болезнь, завершил в два сражения и Филиппийскую войну. В первом из них он потерял лагерь и едва успел бежать к крылу, которым командовал Антоний.

Одержав победу, Август не сумел остаться умеренным. Он, например, послал в Рим голову Брута и приказал бросить ее к подножию статуи Цезаря, жестоко оскорблял словами всех выдающихся пленных. По крайней мере, когда один из них на коленях умолял его похоронить чей-то труп, он, говорят, отвечал, что об этом позаботятся птицы… Затем некие отец с сыном просили его даровать им жизнь. Он велел обоим им или кинуть жребий, или драться до тех пор, пока один из них не умрет. На его глазах оба они испустили дух: отец охотно пошел на смерть, а когда он был убит, и сын добровольно покончил с собою. Вот почему остальные, среди них известный подражатель Катона Марк Фавоний[97], почтительно приветствовали «императора» Антония, в то время как их выводили скованными, Августа же публично осыпали отборнейшей бранью.

После победы триумвиры поделили между собой государственные дела. Антоний взял себе в управление Восток, Август — должен был привести в Италию ветеранов и поселить на землях, принадлежавших муниципиям. Но в данном случае он не удовлетворил ни ветеранов, ни прежних собственников: одни жаловались на то, что их выгнали, другие на то, что их наградили за заслуги не так, как они надеялись.