Между тем Луций Антоний, рассчитывая на должность консула, которую отправлял тогда, и на силу своего брата, задумал государственный переворот. Октавий заставил его бежать в Перузию и голодом принудил к сдаче, подвергаясь, впрочем, большим опасностям и до войны, и во время самой войны. Когда, например, он приказал служителю, во время публичных игр, согнать с места простого солдата, сидевшего на скамьях для всадников, недоброжелатели распустили слух, будто Август велел убить его, немедленно после пытки. Собралась разъяренная толпа солдат, и Август едва не погиб. Его спасло то обстоятельство, что солдат, которого искали, явился неожиданно, здрав и невредим. Затем, когда приносил жертву вблизи стен Перузии, Август едва не был пленен выбежавшей из города толпой гладиаторов.
Взяв Перузию, он осудил на смерть очень многих. Когда они пытались или умолять о пощаде, или оправдываться, он объявлял им одно: они должны умереть. По словам некоторых, он приказал выбрать триста человек обоих сословий из числа сдавшихся и истребить 15 марта, как какую-нибудь скотину, перед алтарем, воздвигнутым в честь обоготворенного Юлия. Другие утверждают, что Август начал эту войну намеренно: ему хотелось, чтобы открылись его тайные противники или лица, остававшиеся спокойными скорее из страха, нежели по доброй воле, а теперь заявлявшие о себе, когда их вождем явился Луций Антоний. Разбив их и конфисковав имущество, он рассчитывал уплатить ветеранам обещанное вознаграждение.
Одной из первых войн он начал Сицилийскую, но вел ее долго, с частыми перерывами, — ему приходилось то строить новые суда, — старые он потерял в двух бурях, кончившихся крушением, притом летом, — то заключать мир по требованию народа, жестоко голодавшего вследствие прекращения подвоза. Наконец, он выстроил новые суда, посадил на них двадцать тысяч отпущенных на волю рабов в качестве экипажа и устроил вблизи Баий Юлиеву гавань, соединив с морем Лукринское и Авернское озера. Здесь он в продолжение всей зимы обучал войска и разбил Помпея между Милами и Навлохом. Перед сражением он неожиданно заснул так крепко, что друзья должны были разбудить его, чтобы дать сигнал к бою. Это, мне кажется, и дало повод Антонию укорять его, что он не мог глядеть прямо на выстроившиеся к сражению войска, но лежал, в столбняке, на спине, смотря на небо, а встал и показался солдатам тогда только, когда Марк Агриппа наголову разбил неприятельский флот. Другие осуждают одно его выражение и поступок: потеряв в бурю флот, он будто бы вскричал, что одержит победу, хоть бы и против желания Нептуна, а в торжественную процессию, в день ближайших игр в цирке, приказал убрать прочь статую этого бога.
Да и не в одну другую войну он необдуманно не подвергал себя большим и более частым опасностям. Переправив армию в Сицилию, он возвращался на твердую землю за остальными своими войсками и в это время был неожиданно атакован Демохаретом и Аполлофаном, военачальниками Помпея. С громадным трудом он спасся на единственном судне. В другой раз он шел пешком в Регий мимо Локр. Заметив, что вблизи берега идут биремы Помпея, он принял их за свои, спустился к берегу и едва не попал в плен. А когда он убегал непроходимыми тропинками, его хотел убить раб его провожатого, Павла Эмилия. Раб горевал, что отец Павла был когда-то объявлен Августом в числе проскриптов, и думал, что ему выдался случай отомстить.
После бегства Помпея один из его товарищей, Марк Лепид, которого он вызвал на подмогу из Африки, повел себя заносчиво, надеясь на двадцать своих легионов, и требовал себе, угрозами и запугиваниями, первой роли. Август отнял у него войска, но уступил его мольбам и даровал ему жизнь, однако навсегда сослал в Цирцеи.
Союз с Марком Антонием никогда не был прочным, всегда возбуждал сомнения. Его несколько раз возобновляли, но возвращали к жизни не надолго, и Август решил, наконец, уничтожить его. В доказательство, что Антоний отступил от родных обычаев, Август велел вскрыть и прочитать в народном собрании завещание, которое Антоний оставил в Риме и на основании которого были назначены его наследниками даже дети Клеопатры[98]
. Но когда Антоний был объявлен врагом отечества, Август отослал к нему всех его родных и друзей, в том числе Гая Созия и Тита Домиция, бывших еще тогда консулами. Населению Бононии он даже открыто позволил не приносить ему, в противоположность всей Италии, присяги, так как бононцы были постоянными клиентами фамилии Антониев. Вскоре Август одержал морскую победу при Акции, причем сражение затянулось до ночи, так что победителю пришлось переночевать на корабле.