Вернувшись с Акция на зимние квартиры на Самос, он был встревожен известием о бунте солдат, требовавших наград и отставки. Их он, после победы, первыми из всей армии послал в Брундузий. Возвращаясь в Италию, ему пришлось по пути дважды выдержать бурю, первый раз между мысами Пелопоннесским и Этольским, а второй около Керавнских гор. В обоих случаях несколько галер пошло ко дну, а у той, на которой находился Август, оказались повреждены снасти и поломан руль.
В Брундузии он пробыл только двадцать семь дней, пока не разобрал желания солдат, а затем, обойдя берега Азии и Сирии, направился в Египет. Здесь он осадил Александрию, куда бежали Антоний с Клеопатрой, и вскоре овладел городом.
Антония, который запоздал с попытками заключить мир, он заставил наложить на себя руки и увидел его труп. Но ему очень хотелось спасти для своего триумфа Клеопатру, и он даже отправил к ней псилов[99]
, которые должны были высосать у ней яд, так как ходил слух, что она умерла от укуса змеи. Он приказал с почетом похоронить обоих вместе и докончить начатую ими гробницу. Молодого Антония, старшего из двух сыновей Фульвии, велел оттащить от статуи обоготворенного Цезаря, куда он бежал после долгих, но напрасных просьб о пощаде, и убить. Точно так же он казнил пойманного во время бегства Цезариона, которого Клеопатра публично называла сыном Цезаря[100]. Остальных детей Антония, прижитых им с царицею, он не только оставил в живых, но и вскоре позаботился о соответствующем содержании и воспитании каждого, как будто они приходились ему родственниками.В это же время он велел вынести на свет из склепа гроб с телом Александра Великого и, в знак уважения к нему, надел на него золотой венок и осыпал цветами[101]
. Когда его спросили, не желает ли он взглянуть и на гробницы Птолемеев, он ответил, что хотел видеть царя, а не трупы.Сделав Египет провинцией, он решил увеличить его плодородие и приумножить вывоз оттуда хлеба для нужд римского населения. С этой целью он с помощью солдат вычистил все оросительные каналы, которые наводняет Нил, но которые за долгое время занесло илом. Стремясь еще более прославить память об актийской победе и сохранить ее в потомстве, он приказал выстроить у Акция город Никополь, учредил здесь публичные игры, устраиваемые каждые пять лет, и расширил старый храм Аполлона. То же место, где стоял его лагерь, украсил трофеями морского сражения и посвятил Нептуну и Марсу.
После этого он прекратил волнения, попытки государственных переворотов, сделавшиеся известными вследствие доноса, и целый ряд заговоров — прежде чем они успели разрастись, — устроенных в разное время разными лицами: молодым Лепидом, затем Варроном, Муреной и Фаннием Цепионом, далее Марком Егнацием, после этого Плавцием Руфом и Луцием Павлом, мужем его внучки, кроме того, Луцием Авдазием, — обвинявшимся в составлении подложного духовного завещания, хотя и дряхлым и убогим, — также Азинием Епикадом, полуиностранцем, парфянином по происхождению, и, наконец, Телефом, отправлявшим должность номенклатора у одной женщины. Но против Августа составляли заговор и злоумышляли лица, принадлежавшие к низшим классам. Авдазий и Епикад хотели тайно увезти к войску дочь Августа Юлию и его внука Агриппу с островов, где они содержались. Телеф задумал напасть лично на него и на сенаторов, так как верил, что ему суждено иметь в руках верховную власть. Мало того, ночью у спальни Августа поймали раз одного маркитанта из иллирийского войска, с охотничьим ножом за поясом, который сумел обмануть привратников. Трудно сказать, действительно ли он был помешанным или только разыгрывал из себя лишенного разума. По крайней мере, следствие не дало никаких результатов.
Внешних войн Август лично вел только две — Далматскую, еще в молодые годы, и Кантабрскую, после победы над Антонием. В Далматской он был даже ранен, — в одном сражении камень ударил ему в правое колено, во втором — он ранил себе бедро и оба плеча, в то время как ломали мост. Остальные войны он поручал вести своим легатам, однако или сам приезжал на некоторое время в лагерь, или останавливался невдалеке от него, как было в Паннонскую и Германскую войну, когда он, выехав из столицы, побывал в Равенне, Медиолане и Аквилее.