Сами Субботины, однако, по старинной уже привычке, как только началась местная весна, разбили огород и попытались вырастить себе некоторый дополнительный запас пропитания. Получалось это, к сожалению, плохо из-за непривычного и незнакомого для них климата. 28 апреля 1942 г. не без раздражения Нина Михайловна рассказывала Тихову: «У нас дня 3 как развернулись деревья, отцвел персик и начала появляться первая сорная травка. Погода давно была пасмурная с сильными ледяными ветрами, но без дождя. За всю весну был только один раз (17 мм). Мой огород вскопан в феврале, засеян в начале марта и д[о] с[их] п[ор] не взошел. Растут только цены на овощи на базаре (раз в 15 выше осенних). Брат и я все же трудимся и Олег Мих[айлович] вскопал уже 300 метров»[1553]
. В другом письме Тихову (26 июня 1942 г.) она жаловалась на погоду: «Здесь до 50° в воздухе в отдельные дни, а на Солнце много выше. Хорошо, что ветер умеряет жару. Дождя с осени почти не было. В мае — один раз[1554] 6 мм осадков. Относит[ельная] влажн[ость] 18 %. 10.VI низшая суточная t + 27 высшая — при облаках 39,2°. Они проходят не принося дождя. Поэтому зимний полив 300 кубометров воды на 1 га, а весной каждую декаду все [посеянные] огороды заливаются»[1555].Ситуация лично для Н. М. Субботиной осложнялась еще и тем, что ей, как мы упоминали выше, не давали рабочую карточку, а прожить на карточки так называемого иждивенца было практически невозможно. Испробовав разные подходы, 30 июня 1942 г. Нина Михайловна обратилась, наконец, к Г. А. Тихову с просьбой о содействии. «Дорогой Гавриил Адрианович! Позвольте Вас просить о тов[арищеском] содействии, — писала она. — Мне нужна „справка“ что я д[о] с[их] п[ор] являюсь активным научным работником, веду самостоятельные исследования и заявляю свои темы. Что напр[имер] в 1941 г., А[кадемия] н[аук] персонально приглашала меня участвовать в набл[юдении] Солн[ечного] затмения»[1556]
. И объясняла причину не совсем обычной просьбы. «Без официальной справки от какого-ниб[удь] учреждения мне не дают хлебной и продуктовой карточки I кат[егории], какие я получала в прошлые годы в Сормове, Москве и Ленинграде, и какие теперь имеют в Ашхабаде все сотрудники Т[уркменского] ф[илиала] А[кадемии] н[аук]. Я предъявила здесь справки 1) от Обсерватории Симеиза — о вспомогательной работе по подготовке к набл[юдению] [солнечного] затм[ения]. 2) Заявл[ение] Г.А Шайна о наблюдении мной 3-х затмений и сборах на 4-ое в Алма-Ата. 3) Приглашение Затменной комиссии. 4) Печатную работу в Бюллетене ВАГО. 1939 III[1557]. 5) Письмо от Ин[ститу]та Сталина в Сочи с запросом инструкции по съемке на кв[арцевом] спектрографе от 14 мая с/г. 6) Справку от секретаря Ташаузского обл[астного] исполкома, что я имею право на карточку I кат[егории] как эвакуированный из Ленинграда научн[ый] раб[отник]. 7) Карточку члена Секции научн[ых] раб[отников]. Но в Бюро карточек сказали, что это все не то: нужна стандартная официальная справка от учреждения», — сокрушалась Нина Михайловна[1558].Собственно, прислать ей подобную справку Субботина и просила Тихова: «Если Ваш ин[ститу]т, или обсерватория, или ФАН[1559]
сможет в этом помочь и исполнить эту неизбежную формальность, — буду Вам очень признательна, т[ак] к[ак] здесь не признают и не знают льгот и прав персональных пенсионеров; особенно пенсионеров СНК СССР…». И, видимо, раздраженная до крайней степени, она написала фразу, характеризуя себя, подобной которой мы не встретили ни до, ни после. «Видимо здесь даже не понимают: как такой покалеченный человек может научно работать д[о] с[их] п[ор] — и проявлять личную инициативу?!» — восклицала она[1560]. Но, не собираясь смиряться с подобным отношением, она далее советовалась с Тиховым о возможных вариантах действий: «Не знаю, где А[кадемия] н[аук]? М[ожет] б[ыть] надо написать А. Ф. Иоффе[1561]? Но ответ придет месяца через 3? М[ожет] б[ыть] от Вас напишут в Ашхабад — Келлеру[1562] (лично с ним не знакома), если сами не сможете дать справку? (Кушинская 45-ТФАН). А. Ф. Иоффе содействовал мне и раньше в таких формальностях, но — теперь я заблудилась в пустыне! Веду путь по звездам!.. — А они ведут в ближайший оазис — к Вам!»[1563]Г. А. Тихов не подвел. Письмо Субботиной было отправлено 30 июня, а 14 июля нужная справка была уже подписана В. Г. Фесенковым: «Справка. Дана Нине Михайловне Субботиной в том, что она до настоящего времени является активным научным работником, ведет самостоятельные исследования и заявляет свои темы работ. В 1941 г. должна была на средства АН СССР принять участие в наблюдении полного солнечного затмения 21 сентября. В ближайшем номере Астрономического журнала будет напечатано ее исследование о формах солнечной короны по египетским и ассирийским памятникам, получившее также благоприятный отзыв академика Шайна»[1564]
. К сожалению, и эта справка не помогла.