Жизнь и удивительные приключения астронома Субботиной

«Дорогой Гавриил Адрианович! — писала Субботина 31 июля 1942 г. — Получила Ваше зак[азное] письмо 29.VII. Спасибо за ответ и „справку“. Мне все еще не дают карточку: восточная волокита! Говорят: „надо чтобы я там служила“. — А тогда причем Ташаузское карточное бюро — если бы я жила в Алма-Ата?!! И так тянут 1/2 года…»[1565]

— возмущалась она. Вообще же Нина Михайловна не спешила рассказывать об условиях своей жизни в Ташаузе, а когда писала хоть что-то, делала это с привычным чувством юмора и самоиронии: «Пишу Вам в парт[ийном] кабинете. Дома негде: спим 3-е в кухне 10-ти м[етров]. Последняя, приехавшая из Л[енингра]да дальняя родственница жены брата спит на столе. А мои книги под столом. Днем — стрепня — спасаюсь в зале Истпарта»[1566]

.

Несмотря на тяжелейшие бытовые условия, можно себе представить особенно нелегкие для уже очень немолодой и не очень здоровой Субботиной, несмотря на обрушившееся горе из-за гибели членов семьи и постоянное беспокойство о потерявшихся родных, несмотря на переживания за оказавшихся в беде друзей и коллег, Нина Михайловна продолжала работать. Ее попытки наладить астрономические наблюдения с помощью инструментов, имевшихся в местной школе, оказались не очень удачными сначала из-за отсутствия поддержки и понимания местных, а потом из-за случившейся кражи этих самых инструментов. «…в нашей засушливой полупустыне в будке все заржавело и рефрактор еле двигается с помощью керосиновой смазки, — рассказывала она Тихову 22 марта 1942 г. — Но денег у школы нет, я не могу добиться пустяковых трат: делаю все сама — и бесплатно… А время теперь не такое!.. Здесь это чувствуется особенно: совсем иная тенденция!.. Как хорошо и приветно было в Симеизе, у Неуйминых в июне! Как там работалось и дышалось! Больно думать, что теперь вероятно все уничтожено немцами»[1567]

.

А уже в следующем письме, 28 апреля 1942 г., Субботина сообщала о «большой астрономической неприятности». «У нас большая астрономическая неприятность: обокрали павильон рефлектора — вывернули и унесли всю оптику: искатель, окуляр, малое зеркало рефлектора и разные мелочи. А замок оч[ень] большой и прочный, цел и висит на дверях! — восклицала она и продолжала: — Препод[авательни]ца физики, в заведывании к[ото]рой находится павильон, взяла у меня давно ключ для демонстраций неба учащимся, но из-за обл[ачной] погоды и холодов до посл[еднего] времени туда не [заглядывала]. Обнаружила пропажу зеркала и окуляра я, пойдя наблюдать группу солнечных пятен. Павильон на колесах и между ним и входной дверью есть небольшое пространство, куда мог бы пролезть ребенок лет 10. Но он не справился бы с вывинчиванием зеркала и окуляра рефрактора. Очень все это загадочно и в высшей степени неприятно!» И добавляла: «Помните, как в Пулкове обокрали павильон у геофизиков? На дворе есть большая собака, сторож — никто ничего не заметил… Так что планы моих наблюдений Солнца сорваны. Я готовила для него темную камеру и пыталась выписать окуляр, из к[ото]рого осенью пропала в школе плоско-выпуклая линза. Берегите и Вы свои инструменты!» — заканчивала она описание этой скорбной истории[1568]

. Но, будучи Субботиной, она, конечно, не могла оставить дело совсем уж безо всякого разбирательства, которое, однако, в данном случае ни к чему не привело. «От рефлектора ничего не найдено. Полное равнодушие даже препод[авательни]цы Астрономии. А дети любознательные, с б[ольшим] интересом наблюдали [солнце], [луну] и звезды. …Жалко!» — сообщила она в письме от 26 июня 1942 г.[1569]