Жизнь и удивительные приключения астронома Субботиной

Летом 1944 г., когда Субботина писала заявление в Президиум АН СССР с просьбой поместить ее в Дом для престарелых ученых, она также коротко охарактеризовала научные исследования, которыми занималась в последние годы, в том числе и работу над «Климатом Ташауза». К сожалению, сохранившийся экземпляр письма (копия) был залит водой, многие строки расплылись и нечитаемы, но из того, что удалось разобрать, можно составить некоторое представление о проделанной работе. «Затем я занималась климатом Ташауза, получив благодаря Обкому Ташауза, доступ к материалу „Основных мет[еорологических] наблюдений“ аэропорта, — писала Субботина, — (свыше ½ миллиона осн[овных] [наблюдений] было мной просмотрено и обработано — статистически и графически). Выводы мои и таблицы обком передал Туркм[енскому] филиалу А[кадемии] н[аук], к[ото]рый нашел работу верной, интересной и требующей продолжения. Всего у меня получились выводы за 16 лет, к[ото]рые могут [пригодиться] <…>[1601]

при освоении Каракум для с[ельского] х[озяйства]. <…>[1602]

».

Очевидно, что объем проделанной работы был громадным. Очевидно также, что Субботина не могла не сделать каких-то выводов более общего характера. «Отмечу, что малая облачность, чрезвычайная сухость воздуха, малое количество осадков (минимум годового количества 32 мм, максимум 160 мм в разл[ичных] годах); высокая средне-суточная температура воздуха в тени — в июле сего года 30 °C — за месяц достигала 44 С° в тени днем, и 72° у поверхности почвы, нагретой Солнцем, — все заставляет думать, что наблюдения Ташауза могли бы быть подвергнуты дальнейшей обработке с помощью математического анализа, — писала она и продолжала: — Особенно интересна [неправильная] волнообразная кривая t° по декадам за 16 лет, показывающая интересные [пресечения] в длине и высоте синусоидальной волны t° в течение года, на к[ото]рую мало влияют облака, столь портящие такое небо в Средней России. Спокойствие атмосферы в глубоком тылу не нарушаемой бомбардированием, тоже дает возможность изучать воздух. А они здесь очень интересные, но спасибо изменчивости! Видимо, высоко проходит мощное воздушное течение с <…> и № 0 румбов??» К сожалению, дальнейший текст — выводы и предположения — совершенно нечитаем. Но очевидно, что Субботина считала нужным (и надеялась получить в будущем возможность) продолжить эту работу. «Задача моя — обработать полученные мною выводы для Ташауза», — писала она, заканчивая цитировавшееся выше заявление[1603]

.

Этому, однако, по-видимому, не суждено было исполниться. О дальнейшей судьбе работы Н. М. Субботиной, посвященной климату Ташауза, написала М. Н. Неуймина: «Даже находясь в эвакуации в 1941–1944 гг. в дальней Туркмении, Н. М. Субботина находит применение своим силам: обнаружив в исполкоме сваленные в кучу наблюдательные журналы метеорологической станции (почти все сотрудники которой ушли на фронт), она предложила председателю привести их в порядок и составить сводки. К ее большой радости эта ее работа пригодилась впоследствии для изучения микроклимата при постройке туркменского канала»[1604]

.

К сожалению, несмотря на несгибаемый дух, из-за безумно тяжелых условий повседневной жизни тело Н. М. Субботиной начало ее подводить, что не способствовало продолжению научной работы. «…меня сняли с пайка науч[ного] раб[отника] за отсутствием документов (все сгорело в Л[енингра]де). Работала я бесплатно на оборону для климатолечения, 10 м[еся]цев… Задумала продолжение, но уже 4 м[еся]ца больна тяжелой малярией с осложнениями (колит, сердце). А как жить на 200 р. пенсии при наших базарных ценах? — спрашивала она Тихова и продолжала: — Да, трудно вести свою научную работу на такой далекой окраине!.. Здесь теперь несколько заслуженных учителей получают рабочий паек и я с ними получала, но теперь требуют „степень“»[1605]. Подобное требование чиновников искренне удивляло ее и приводило в недоумение, несмотря на десятилетия, уже прожитые при советской власти. «Была в Сормове много лет в должности астронома-наблюдателя Астр[ономической] обсерватории РОНО, и Главнаука меня субсидировала на н[аучную] работу и командировала в Пулково и Москву! Как-то о степенях за все 45 лет не было разговору. Как быть теперь и что написать для спокойствия наших здешних хозяйственников? — спрашивала она. — М[ожет] б[ыть] „О пространственно-временном континууме Вселенной“ или о долгопериодическом неравенстве в движении [кометы] Галлея? А работа о климате Ташауза очевидно слишком ясна? Очень хочу писать о [комете], но нет бумаги и сама я очень слаба. Но все-таки буду стараться». И замечала не без привычной для нее самоиронии: «Какие условия быта? Мы оборваны и босы как Ломоносов в юности (см. Некрасова)»[1606].