Жизнь на продажу

— Ханио-сан! Я пришёл, чтобы вы знали, как глубоко я вам благодарен. Сейчас ведётся расследование, полиция пытается раскопать, что произошло: самоубийство, поджог или случайный пожар. Хотя какая разница? Мама всё равно умерла, и с этим ничего не поделаешь.

Я вот что сейчас подумал: она просто была не в состоянии жить дальше. Думаю, мы должны ценить воспоминания о счастливых днях, которые провели втроём. Так будет лучше всего. Вы живы, Ханио-сан, и мы с вами сможем иногда вместе вспомнить о том времени. Благодаря вам, мама впервые в жизни была по-настоящему счастлива и умерла счастливой. Спасибо большое.

Эти слова больше подходили взрослому, чем зелёному юнцу. Каору говорил, и крупные слёзы падали ему на колени.

— Приходи ко мне в любое время. Я всегда готов тебя выслушать.

— О! Спасибо!

— У меня есть маленькая просьба. Хорошо? У меня остался ключ от моей квартиры. В брюках лежал, без брелока, просто на колечке, вот и не сгорел в пожаре. Извини, ты не мог бы съездить ко мне домой, проверить, как там? Про ключ я тебе сказал.

— Ну что вы опять о делах?! — Каору сделал шаг назад. — Хватит уже! Сколько можно?

— Ладно-ладно. Просто посмотри. Под дверью, верно, почты накопилось. Привезёшь?

Парень кивнул в знак согласия и ушёл. Сестра тут же, не особо стесняясь, принялась расспрашивать Ханио:

— А какие у вас дела? Вы кем работаете?

— А тебе-то что?

— Просто интересно.

— Мальчиком по вызову. Разве не видно?

— Да ну? Мне, наверно, не по карману.

— Юные леди обслуживаются бесплатно.

— Ого!

Медсестра задрала полы белого халатика, открывая белые подвязки, которые поддерживали белые чулочки, натянутые на мясистые ляжки цвета деревенской глины.

— Ух! Это о таких видах ты мне рассказывала?

— Ага! А ты, смотрю, уже поздоровел.

Вместо ответа Ханио повалил медсестру на кровать…

* * *

Каору вернулся поздно.

Ханио поужинал и уже начал беспокоиться, когда тот появился в дверях палаты.

— Ну и натерпелся я страха!

— Что случилось-то? У сестры дежурство закончилось, больше сюда никто не придёт. Успокойся и рассказывай.

Парень с трудом перевёл дыхание.

— Я открыл дверь, стал собирать почту, и тут ворвались два жлоба.

— Японцы?

— Да. Что за вопрос?

— Я подумал, что это могли быть иностранцы. И что дальше?

— Один обхватил меня сзади — я чуть не задохнулся — и спрашивает: «Это ты объявление напечатал?» А второй ему: «Нет, этот сопляк ни при чём». Первый: «А я уж думал, мы его поймали. Столько дней охотились — и нате вам: сосунок какой-то». А второй страшным голосом: «Да это он его послал! Точно! Этот нам расскажет как миленький, где он спрятался». Я пообещал им всё выложить, а сам схватил письма — и сюда…

Каору вдруг умолк, рот его открылся от страха. Дверь в палату медленно, без стука, отворилась.

27

— Ну и кто вы такие? — спокойно обратился Ханио к ворвавшимся в палату двум типам.

Слово «спокойно» звучит замечательно, но Ханио и в самом деле был невозмутим, его не смущало, что эта парочка запросто, ни с того ни с сего, может отправить его на тот свет. В душе всё ещё жило чувство горечи, щемящее желание последовать за прекрасной вампиршей. На этом фоне его прежние мысли о смерти казались легковесными и приземлёнными. Но это уже не имело никакого значения. Что касается мотивов, которые движут человеком, собравшимся умереть, то никому до них дела нет.

Один из неожиданных «гостей» стоял, привалившись к двери, и следил за происходящим в палате, другой не сводил глаз с лежавшего на кровати Ханио.

Каору забился в щель между стеной и кроватью и дрожал за спиной Ханио, который как бы прикрывал его собственным телом.

Обоим налётчикам было где-то между тридцатью и сорока. Один казался немного старше.

С виду обыкновенные, неприметные, на якудза не похожи. Но глаза острые, будто стальные, черты угловатые. Похоже, бывшие военные или полицейские. Очень шустрые ребята, но одеты чёрт знает как. Ханио так и подмывало сказать одному из них, что жёваный, мышиного цвета галстук не идёт к пепельно-серому пиджаку.

— Эй! — окликнул старший стоявшего в дверях напарника, не поворачивая головы.

Тот подошёл к кровати, и тут Ханио увидел, что человек, отдававший приказы, держит в руке воронёный пистолет, дуло которого смотрит прямо на него.

— Шевелиться не надо. И голос подавать не вздумай. Вник? А если этот шкет начнёт что-то вякать или попробует удрать, сразу получит.

«Ну, это старый трюк», — подумал Ханио. Но тут подошедший к нему молодчик присел на край кровати, взял его левую руку и стал внимательно считать пульс. Ханио опешил.

Тридцать секунд прошли в тишине.

— Сколько? — спросил старший.

— За тридцать секунд тридцать восемь. Значит, семьдесят шесть ударов в минуту.

— Невысокий. Норма, по-моему.

— Норма — немножко ниже. У некоторых даже около пятидесяти.

— Ладно, — удовлетворился старший и ткнул холодное дуло пистолета в пижаму Ханио, туда, где сердце. — Слушай меня. Через три минуты я спущу курок. Если пошевелишься или подашь голос, сделаю это немедленно. Будешь вести себя тихо, проживёшь лишних три минуты.

Каору тихонько заскулил.

— Молчать! — сдавленным голосом приказал старший.