Жизнь на продажу

Ханио думал, что из флигеля на него пахнет затхлостью и плесенью, но ошибся. Пол в помещении, превращённом в кухню, не был застлан татами. Не как в чайном домике. Вместо татами лежали керамические плиты с замысловатым орнаментом в виде кружащихся листьев.

К кухне примыкала гостиная, прямо-таки поразившая Ханио.

Пол украшал роскошный тяньцзиньский ковёр. На бамбуковой кровати в колониальном индокитайском стиле лежало покрывало из узорчатой персидской ткани. В стенной нише, где в чайных домиках обычно висит какэмоно, приютилась первоклассная стереосистема. По одну сторону, в углу, стоял гарнитур мягкой мебели из вьетнамского сандалового дерева с перламутровыми вставками под Людовика XIV, рядом с ним бронзовая лампа в форме женской фигуры. Нижняя её часть была грациозно задрапирована листьями ландыша, выполненными в стиле ар-нуво, и, изогнувшись, поддерживала руками плафон.

Стены были обиты толстой шерстяной тканью с орнаментом; в другом углу Ханио увидел изящный зеркальный шкафчик, за дверцами которого стояли бутылки с элитными винами.

«Теперь понятно, почему она столько просит», — подумал Ханио.

Девушка будто прочитала его мысли:

— Эта тётка в конторе не знает, как здесь всё устроено. Дура набитая. Наезжает на меня, а я что, молчать должна? Интересно! Я столько сил в эту комнату вложила. Я вообще одиночка… И в Синдзюку у меня никого нет — ни подруг, ни друзей. Скучно, одиноко, вот я и занялась домом для удовольствия. Что здесь странного?

— Ничего странного. Хорошее хобби. Очень необычное.

— Здесь все папины вещи, из его коллекции. Я их с нашего склада взяла. Отец в молодости много всякого натворил. Зато сейчас смотрите, какой просветлённый.

— А отец не возражает?

— Возражает? В этом доме как я скажу, так и будет. Он боится слово против меня сказать. — Рэйко вдруг громко расхохоталась и долго не могла остановиться.

Кто-то постучал по поднятым жалюзи, и в комнату вошла мать Рэйко. В руках у неё был лакированный поднос, на котором лежали два сложенных пополам листа плотной дорогой бумаги.

— Вот, пожалуйста. Квитанция и договор, — сказала она.

«Депозит — пятьсот тысяч иен.

Помесячная плата — сто тысяч иен».

Документы были написаны мелким скорописным почерком, на старый манер, без пробелов между иероглифами.

— Деньги у меня есть, но только чеком. Наличных не хватит, — сказал Ханио. — Сейчас уже четвёртый час. Я завтра схожу в банк, обналичу чек. Не возражаете?

— Конечно-конечно. Как вам будет удобно. — С этими словами мать Рэйко не торопясь удалилась.

Ханио вспомнил про свои пожитки, сложенные у ворот. В комнате с такой обстановкой они смотрелись бы довольно убого. Им место где-нибудь на складе.

— Если вам нужно сложить вещи, я покажу, где склад. Мебель можно туда отнести, — быстро предложила Рэйко.

Похоже, она обладала способностью читать чужие мысли.

— Как вы узнали, о чём я думаю?

— Иногда получается. Таблетки, наверное, помогают. Не знаю, как так получается. Обычно-то мои локаторы не действуют.

Исчерпав тему, они замолчали.

Чем больше Ханио думал, тем более странным ему казался этот дом. Зачем Рэйко так шикарно всё здесь обустроила? К чему эта огромная кровать? Откуда такая привередливость в выборе постояльца, желание сдать флигель подороже?

Понятно, ей нужны деньги на жизнь. Но даже если так, всё равно трудно поверить, что подсевшая на наркотики девица будет просто так обивать пороги у риелторши в поисках квартиранта. Она, конечно, малость не в себе, но всё же не сумасшедшая.

Ханио пришло в голову, что он, вероятно, относится к категории людей, которые, выбравшись из одной передряги, тут же попадают в другую. У одинокого человека нюх на одиночество. Как у собаки. Очнувшись в риелторской конторе, Рэйко, должно быть, тут же вычислила Ханио, просветила его насквозь и поняла, что перед ней отнюдь не ординарный практичный и здоровый парень.

Странное дело, но одинокие люди имеют склонность пышно украшать своё жилище. Ханио начал свой бизнес «Жизнь на продажу» в скромной квартирке, но, добившись успеха, захотел сделать передышку и пожить красиво. Флигель Рэйко подходил для этого как нельзя лучше, в том числе потому, что низкий потолок создавал ощущение пышно убранного склепа.

— Хотелось бы немного отдохнуть здесь душой и телом, — сказал Ханио будто самому себе.

— С чего это ты так устал?

— Да так как-то. Устал и всё.

— Как можно устать от жизни, от мысли, что живёшь? Это же ненормально.

— А от чего ещё уставать-то?

Рэйко фыркнула:

— Я знаю, в чём дело. Ты устал от своих попыток умереть.

37

Взгляд у Рэйко был рассеянный, отстранённый, зато слова её угодили прямо в цель, неприятно поразив Ханио.

Опешив, он наблюдал за тем, как Рэйко достаёт из книжного шкафа большой, роскошно изданный том. Положив его на колени, она с серьёзным видом перелистала несколько страниц и сказала:

— Вот смотри.