В то воскресенье, когда я решил назначить Сандру Дэй О’Коннор в Верховный суд, я принял еще одно решение: тогда же в Кемп-Дэвид приехал министр транспорта Дрю Льюис и сообщил мне, что Объединение профессиональных авиадиспетчеров (ОПАД), члены которого работают на аэродромных контрольных вышках и радарных центрах всей страны, находящихся в ведении федерального авиационного управления (ФАУ), угрожают на следующий день начать забастовку, так как получили отказ на свое требование существенно увеличить заработную плату. Хотя я был согласен с доводом, что чрезмерные нагрузки и требования, предъявляемые к работе диспетчеров, оправдывают эту прибавку, но удовлетворение их требований обошлось бы налогоплательщикам почти в 700 миллионов долларов ежегодно. Я попросил Льюиса сообщить руководителям объединения, что, как бывший президент профсоюза киноактеров, возможно, являюсь в Белом доме самым лучшим другом их организации за все время, но не могу ни санкционировать незаконную забастовку, ни начать переговоры, пока она продолжается. И надеюсь, авиадиспетчеры понимают, что я говорю то, что думаю.
ОПАД было одним из немногих национальных профобъединений, которые поддерживали меня на выборах. Инстинктивно и исходя из своего опыта я защищал профсоюзы и права рабочих объединяться и коллективно вести переговоры с предпринимателями. Шесть сроков я был президентом своего профсоюза и возглавлял первую забастовку Гильдии киноактеров. Я был первым президентом Соединенных Штатов, являющимся пожизненным членом АФТ — КПП. Но ни один президент не мог допустить незаконную забастовку федеральных служащих. Профсоюзы могут устраивать забастовки в промышленности и останавливать производство, но нельзя позволить, чтобы забастовка остановила жизненно важную отрасль обслуживания.
Правительство и промышленность, находящаяся в частных руках, — это разные вещи. Я согласен с Калвином Кулиджем, который сказал: "Никто, нигде и никогда не имеет права бастовать против собственной безопасности".
Еще раньше конгресс принял закон, запрещающий забастовки государственных служащих, и каждый член объединения диспетчеров подписал свое согласие не бастовать, подтвердив это присягой. Я также попросил Льюиса передать лидерам объединения, что ожидаю от них выполнения данного обязательства. Затем на короткое время переговоры возобновились, но утром 5 августа после того, как исполнительный комитет объединения отказался от предварительной договоренности, более 70 процентов служащих ФАУ, в котором работают около 17 тысяч диспетчеров, все же начали забастовку.
Думаю, что это была первая реальная критическая ситуация в национальном масштабе, с которой я столкнулся как президент. Забастовка ставила под угрозу безопасность тысяч пассажиров, сотен ежедневных авиарейсов и грозила нанести еще больший ущерб нашей и без того расстроенной экономике. Но у меня никогда не было сомнений относительно того, как реагировать на это. В то утро я направил директиву инспекторам ФАУ и тем диспетчерам, которые прошли сквозь линии пикетов и вышли на работу на контрольные вышки и операторские радарные установки, — я дал инструкции прежде всего поддерживать безопасность на авиалиниях. Количество полетов должно быть сокращено до такого уровня, при котором может быть обеспечено надежное функционирование всей системы координации и управления. Затем я пригласил корреспондентов в Розовый сад и зачитал написанное от руки заявление, которое составил ночью.
Цитируя обязательство диспетчеров никогда не бастовать, я сказал, что, если они не выйдут на работу в течение сорока восьми часов, это будет означать для них расторжение контракта. Мне не хотелось нарушать жизнь и ломать карьеру этих профессионалов, многие из которых долгие годы служили своей стране, я вообще не люблю увольнять с работы. Но я понимал, что если они решили не возвращаться к работе, полностью зная все, о чем я сказал, то в таком случае я не увольнял их — они сами отказывались от своей работы на основе собственного личного решения.
Я считаю, что лидеры ОПАД плохо обошлись со своими членами. Они, очевидно, полагали, что я обманываю их или веду какую-то игру, когда сказал, что диспетчеры, не выполняющие своего обязательства не бастовать, потеряют работу и обратно приняты не будут. И еще — мне кажется, они недооценили мужество и энергию тех диспетчеров, которые решили не участвовать в забастовке.
Это был трудный период как для авиалиний и всех служащих ФАУ, так и для авиапассажиров. Но с каждым днем все больше самолетов поднималось в воздух; до начала забастовки мы обнаружили, что в системе управления воздушным движением работает примерно на шесть тысяч диспетчеров больше, чем необходимо в действительности для ее надежного функционирования.
Для того чтобы обучить новую партию диспетчеров взамен решивших не возвращаться, потребовалось бы более двух лет, но наша система управления воздушным движением вышла из этой ситуации еще более надежной и эффективной, чем когда-либо.