Читаем Жизнь по-американски полностью

С развитием экономического кризиса в начале 80-х годов для многих американцев наступили тяжелые времена. Я полностью отдаю себе отчет в пережитых ими трудностях, когда мы общими усилиями вытаскивали страну из самого глубокого за полстолетия экономического спада. Для тех, кто в период упадка потерял свои фермы или предприятия или лишился работы, жизнь была так же тяжела, как и для американцев, переживших потрясения "великой депрессии". Многие из этих людей писали мне письма, кто с осуждением, кто с сочувствием и поддержкой. В большинстве писем я нашел нечто весьма интересное: несмотря на испытываемые ими трудности и осложнения, большинство авторов выражали в своих письмах оптимизм и веру в будущее, уверенность в том, что переживаемое ими тяжелое время минует.

Например, двадцатисемилетняя мать троих детей из Орегона, писала, что муж ее, строительный рабочий, уже больше года без работы, с автомобилем пришлось расстаться и вся семья, не будучи в состоянии платить за квартиру, была вынуждена поселиться с дедом и бабушкой молодой женщины. "Когда мы уже думали, что все пропало, — писала она, — мой дед и бабушка научили нас некоторым способам выживания, которые сами они усвоили в период депрессии. Мы научились шить и стегать одеяла, мы оценили удовольствие проводить долгие зимние вечера в тесном семейном кругу за обсуждением истории нашего рода; но главное в том, что мы познаем добрые старые ценности — смирение и независимость, сделавшие нашу страну великой".

Несмотря на переживаемые семьей испытания, она желала мне успеха в осуществлении нашей экономической программы и усилиях администрации сократить государственные расходы, хотя это и могло еще больше осложнить им жизнь. "Я думаю, что пора уж нашей стране перестать носиться со своими проблемами, — писала она, — и зажить независимо и гордо, по своим возможностям. Пора нам, вместо того чтобы спрашивать: "Сколько нам причитается?", начать спрашивать: "Сколько это стоит?"

Несмотря на все испытания, мне кажется, что за период экономических трудностей, начавшийся при Картере и продолжавшийся до тех пор, пока не начала приносить плоды программа экономического возрождения, мы многое узнали и о себе и о нашей стране, и в конечном итоге Америка стала сильнее, чем когда-либо. Взять, например, сельское хозяйство. Десятки лет оно изумляло весь мир. На протяжении почти всего послевоенного периода относительно небольшое число людей производило достаточно продуктов не только для себя, но и для растущего населения Америки и для большей части остального мира. Однако за это время увеличилась их зависимость от субсидий и искусственного регулирования цен.

Франклин Д. Рузвельт предложил вначале платить фермерам (в качестве чрезвычайной меры в самый тяжелый период депрессии) за то, чтобы они не обрабатывали землю. Но в 1933 году он сказал, что субсидии должны быть временными: правительству не следует платить фермерам за то, что они ничего не производят и держат землю под парами.

Тем не менее за это время, в основном из-за влияния, которым пользовались в конгрессе штаты с преимущественным аграрным развитием и предприятия, связанные с сельским хозяйством, практика субсидий закрепилась в Вашингтоне так же твердо, как и другие разорительные программы. Правительство выплачивало фермерам миллиарды за выращивание и так уже имевшихся в избытке продуктов, а иногда еще и финансировало за счет налогоплательщиков и затраты на ирригацию. Затем оно платило им за то, чтобы они не выращивали эти продукты, и тратило миллионы на хранение излишков, порожденных субсидиями. Фермеры обнаружили, что вместо урожая они могли собирать деньги в карманах федерального правительства, то есть в наших общих карманах. В каком-то смысле их и осуждать нельзя. Почему бы и не взять, если дают.

Нашим фермерам всегда доставалось от капризов природы — наводнений, засухи, ураганов. Но в конце 70-х — начале 80-х годов их захлестнул вал проблем, созданных человеческими руками: стремительный рост инфляции, высокие процентные ставки, снижение цен на зерно в связи с эмбарго на поставки в Советский Союз, затем дефляция. Многим это грозило разорением.

За годы роста инфляции, прекратившейся только в 1981 году, цены на землю и продукты сельского хозяйства колоссально возросли. В это время фермеры прибегали к миллиардным займам, используя в качестве залога свое имущество. Многие при этом превзошли свои возможности в надежде расплатиться обесценившимися долларами. По мере того как снижался уровень инфляции, снижалась и стоимость их земли, а в некоторых случаях и цена поставляемой ими продукции. Им пришлось выплачивать свои займы из десяти процентов, а через некоторое время банки начали требовать назад ссуды, указывая, что цена земли была меньше, чем ее определяли раньше фермеры.

Перейти на страницу:

Похожие книги

«Ахтунг! Покрышкин в воздухе!»
«Ахтунг! Покрышкин в воздухе!»

«Ахтунг! Ахтунг! В небе Покрышкин!» – неслось из всех немецких станций оповещения, стоило ему подняться в воздух, и «непобедимые» эксперты Люфтваффе спешили выйти из боя. «Храбрый из храбрых, вожак, лучший советский ас», – сказано в его наградном листе. Единственный Герой Советского Союза, трижды удостоенный этой высшей награды не после, а во время войны, Александр Иванович Покрышкин был не просто легендой, а живым символом советской авиации. На его боевом счету, только по официальным (сильно заниженным) данным, 59 сбитых самолетов противника. А его девиз «Высота – скорость – маневр – огонь!» стал универсальной «формулой победы» для всех «сталинских соколов».Эта книга предоставляет уникальную возможность увидеть решающие воздушные сражения Великой Отечественной глазами самих асов, из кабин «мессеров» и «фокке-вульфов» и через прицел покрышкинской «Аэрокобры».

Евгений Д Полищук , Евгений Полищук

Биографии и Мемуары / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
Достоевский
Достоевский

"Достоевский таков, какова Россия, со всей ее тьмой и светом. И он - самый большой вклад России в духовную жизнь всего мира". Это слова Н.Бердяева, но с ними согласны и другие исследователи творчества великого писателя, открывшего в душе человека такие бездны добра и зла, каких не могла представить себе вся предшествующая мировая литература. В великих произведениях Достоевского в полной мере отражается его судьба - таинственная смерть отца, годы бедности и духовных исканий, каторга и солдатчина за участие в революционном кружке, трудное восхождение к славе, сделавшей его - как при жизни, так и посмертно - объектом, как восторженных похвал, так и ожесточенных нападок. Подробности жизни писателя, вплоть до самых неизвестных и "неудобных", в полной мере отражены в его новой биографии, принадлежащей перу Людмилы Сараскиной - известного историка литературы, автора пятнадцати книг, посвященных Достоевскому и его современникам.

Альфред Адлер , Леонид Петрович Гроссман , Людмила Ивановна Сараскина , Юлий Исаевич Айхенвальд , Юрий Иванович Селезнёв , Юрий Михайлович Агеев

Биографии и Мемуары / Критика / Литературоведение / Психология и психотерапия / Проза / Документальное