Жизнь по-американски

Когда позволяла погода, мы ездили верхом. Иногда мы открывали заднюю калитку и ехали через пышный зеленый лес по старой дороге мимо развалин бывшей летней гостиницы. В начале 30-х годов она принадлежала молодой женщине по имени Бесси Дарлинг, за которой ухаживал местный врач. Однажды ночью, как рассказывала ее горничная, жившая по-прежнему неподалеку, врач, которому наговорили, что Бесси встречается с кем-то еще, явился в гостиницу и потребовал хозяйку. Горничная поднялась наверх доложить Бесси, мирно спавшей в одиночестве. Но врач, очевидно в припадке ревности и ожидая застать там другого, пошел за ней вслед с револьвером в руках. Бесси вскочила с постели и достала револьвер, который она держала под подушкой; он был у нее в руке, когда любовник убил ее на глазах у горничной выстрелом в голову. Его арестовали, и он заявил, что действовал в целях самообороны, но, так как курок револьвера в руке Бесси не был взведен, его осудили и посадили в тюрьму.

Во время второй мировой войны дом использовался как убежище, где президент Рузвельт встречался иногда тайно с агентами иностранных разведок. Позднее он сгорел почти до основания, и осталась только груда развалин. Ходили разговоры, что в развалинах бродит призрак убитой женщины, и, проезжая мимо, я каждый раз говорил: "Привет, Бесси".

Единственно, чего мне не хватало в Кемп-Дэвиде, — это возможности пойти в церковь. Но в своих молитвах я просил Бога внять моим чувствам, потому что, когда я был в этом чудесном лесу, чувствовал себя как в Его храме.

Между прочим, Бесси Дарлинг была не единственным призраком, о котором мы слышали, живя в Вашингтоне.

Вскоре после того как мы переехали в Белый дом, Нэнси, зайдя в спальню Линкольна на втором этаже, обратила внимание, что одна из картин, как говорили, любимая картина Линкольна, висела как-то криво. Нэнси начала поправлять ее, а бывшая в это время в комнате горничная сказала: "Опять он приходил".

Позднее один из дворецких говорил, что слышал звуки рояля, доносившиеся из холла, но, когда он подошел ближе, звуки прекратились.

Мы слышали легенды о духе Линкольна, появляющемся в некоторых помещениях второго этажа, но не очень-то им верили. Но потом одно происшествие с участием нашей собаки Рекса чуть было не убедило меня в истинности этих рассказов.

Однажды вечером мы сидели у себя в гостиной, когда Рекс вдруг уставился в глубь главного зала в направлении другого конца здания. Глаза его были устремлены прямо, а уши встали торчком.

Я пригляделся, но ничего не увидел. Рекс громко залаял и медленно двинулся по залу. Я наблюдал за ним. Остановившись почти посередине зала, он, казалось, вглядывался во что-то перед собой. Может быть, там было что-нибудь, подумал я, чего я со своего места не видел.

Мне стало действительно любопытно, я подошел к собаке и позвал: "Назад, Рекс, назад", пытаясь заставить его вернуться в гостиную. Но он не двинулся с места, а так же упорно глядел перед собой и непрерывно лаял. К тому времени я был уже около спальни Линкольна и вошел туда. Рекс пошел было за мной, но у двери остановился. Он перестал лаять и, глухо рыча, стал пятиться от двери. Когда я попытался заставить его войти в спальню, он сопротивлялся и наконец бросился бежать, напуганный чем-то, находившимся в комнате.

В другой раз я работал в своем кабинете в противоположном конце здания, когда Рекс вдруг поднялся на задние лапы, чего он никогда не делал раньше, и начал в таком виде передвигаться по комнате, глядя на потолок. Похоже было, что он следил за чем-то. Он обошел мой письменный стол, затем перешел на другую сторону комнаты и потом вышел. На другой день я рассказал о происшедшем сотрудникам секретной службы. Мне говорили представители нашей разведки, что в нашем посольстве в Москве русские использовали электронные устройства для подслушивания и улавливания информации, содержавшейся в письмах и сообщениях, печатавшихся на электрических машинках. Поэтому я спросил, не могло ли поведение Рекса быть реакцией на какие-то электронные сигналы. Наши специалисты обследовали комнату, но не нашли ничего необычного, кроме едва уловимого шума от телевизора, находившегося там еще со времен Линдона Джонсона.

Все это показалось мне довольно странным, но я хочу сразу же сказать, что отнюдь не утверждаю, что дух Эйба Линкольна обитает в Белом доме. Я не хочу породить еще один миф.

Как я уже говорил, миф обо мне самом, всегда более всего меня раздражавший, заключался в том, что я фанатик, втайне сочувствующий расовым предрассудкам. В Сакраменто мне удалось развеять такое представление назначением большего количества людей с темной кожей на ответственные должности, чем это сделали все другие калифорнийские губернаторы, вместе взятые. Но почему-то этот миф воскрес, когда я стал президентом.