Читаем Жизнь по-американски полностью

Вторжение Израиля в Ливан привело в ярость Леонида Брежнева. В первом обмене мнениями со мной по телефонной "горячей линии" Москва — Вашингтон он обвинил Соединенные Штаты в потворстве нападению или, во всяком случае, в предварительной осведомленности. "Факты доказывают, — заявил он, — что вторжение Израиля было запланировано заранее и Соединенные Штаты не могли не знать о его подготовке". Я ответил, что хотя мы и признаем право Израиля защищать свои северные границы, но не одобряем его вторжение в Ливан. А обвинение в предварительной осведомленности совершенно беспочвенно.

"В то же время, — продолжал я, — вынужден отметить, что Ваше правительство несет немалую долю ответственности за очередной кризис на Ближнем Востоке, поскольку вы отказались поддержать кемп-дэвидские договоренности и использовать свое влияние в Сирии и ООП для стабилизации обстановки в Ливане".

Прилетев в Париж, я продиктовал послание Бегину, призывая его отвести войска из Ливана. Соединенные Штаты голосовали за резолюцию ООН, требующую вывода израильских войск и прекращения огня. Однако танки и пехота Шарона, встречая лишь слабое сопротивление, продолжали продвигаться на север, и он, по-видимому, решил, что Израилю предоставилась историческая возможность полностью изгнать ООП из Ливана. Вооруженные силы Израиля приближались к Бейруту. Затем вдруг Шарон провел налет на сирийские ракетные установки в долине Бекаа, в результате чего в военный конфликт был втянут новый противник.

Таким образом, ограниченная военная операция, которая поначалу, если верить Бегину и Шарону, имела целью лишь укрепить безопасность живущих у северной границы израильтян, вдруг превратилась в кампанию по уничтожению отрядов ООП и войну между Израилем и его заклятым врагом Сирией.

После нескольких дней израильского наступления тысячи боевиков ООП оказались загнанными в Западный Бейрут — мусульманский сектор города. Одновременно израильская авиация нанесла сокрушительное поражение военно-воздушным силам Сирии (оснащенным советскими "МИГами") и разбомбила в пух и прах десятки сирийских ракетных установок.

Израильтяне побеждали, но при этом незаметно для себя увязали в трясине. После того как вооруженные формирования ООП вынуждены были укрыться среди гражданского населения Бейрута, Шарон и Бегин предприняли действия, которые ошеломили многих своей жестокостью и вызвали широкое возмущение мировой общественности.

В тот момент, в середине июня, мы пришли к решению, что для прекращения кровавого конфликта надо попытаться убедить соперничающие христианские и мусульманские группировки в Ливане объединить усилия (хотя мы знали, что добиться этого будет нелегко — слишком долго они враждовали) и совместно разоружить отряды ООП, а затем потребовать, чтобы ООП, Израиль и Сирия вывели свои войска с территории Ливана. Со своей стороны международное сообщество взялось бы каким-то образом гарантировать соблюдение этого соглашения.

Мы разработали этот стратегический план, заранее зная, что осуществить его будет нелегко. 16 июня я записал в дневнике:

"У меня такое чувство, будто я иду по канату. В Бейруте укрылись около шести тысяч вооруженных членов отрядов ООП. Президент Ливана Саркис, видимо, хочет, хотя он и не говорит этого вслух, чтобы израильские войска оставались вблизи Бейрута до тех пор, пока не будут разоружены отряды ООП. Затем он намеревается восстановить центральную власть в Ливане, предоставить палестинцам права гражданства и добиться вывода из Ливана всех иностранных войск. Весь мир надеется, что Америка под угрозой санкций прикажет Израилю убраться из Ливана. Мы этого сделать не можем — такой шаг будет идти вразрез с намерениями Саркиса, но мы не можем и открыто заявить об этом. Дела пока что обстоят из рук вон плохо".

Через пять дней Менахем Бегин прибыл в Вашингтон. В это время израильские самолеты, военные суда и артиллерия предприняли наступление на окраине Западного Бейрута, обстреливая без разбору жилые кварталы, в которых жили ливанские граждане, не имевшие никакого отношения к конфликту между Израилем и ООП. Израиль к тому же отключил подачу в эти кварталы воды и электричества и тем еще более усугубил положение гражданского населения.

Перейти на страницу:

Похожие книги

«Ахтунг! Покрышкин в воздухе!»
«Ахтунг! Покрышкин в воздухе!»

«Ахтунг! Ахтунг! В небе Покрышкин!» – неслось из всех немецких станций оповещения, стоило ему подняться в воздух, и «непобедимые» эксперты Люфтваффе спешили выйти из боя. «Храбрый из храбрых, вожак, лучший советский ас», – сказано в его наградном листе. Единственный Герой Советского Союза, трижды удостоенный этой высшей награды не после, а во время войны, Александр Иванович Покрышкин был не просто легендой, а живым символом советской авиации. На его боевом счету, только по официальным (сильно заниженным) данным, 59 сбитых самолетов противника. А его девиз «Высота – скорость – маневр – огонь!» стал универсальной «формулой победы» для всех «сталинских соколов».Эта книга предоставляет уникальную возможность увидеть решающие воздушные сражения Великой Отечественной глазами самих асов, из кабин «мессеров» и «фокке-вульфов» и через прицел покрышкинской «Аэрокобры».

Евгений Д Полищук , Евгений Полищук

Биографии и Мемуары / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
Достоевский
Достоевский

"Достоевский таков, какова Россия, со всей ее тьмой и светом. И он - самый большой вклад России в духовную жизнь всего мира". Это слова Н.Бердяева, но с ними согласны и другие исследователи творчества великого писателя, открывшего в душе человека такие бездны добра и зла, каких не могла представить себе вся предшествующая мировая литература. В великих произведениях Достоевского в полной мере отражается его судьба - таинственная смерть отца, годы бедности и духовных исканий, каторга и солдатчина за участие в революционном кружке, трудное восхождение к славе, сделавшей его - как при жизни, так и посмертно - объектом, как восторженных похвал, так и ожесточенных нападок. Подробности жизни писателя, вплоть до самых неизвестных и "неудобных", в полной мере отражены в его новой биографии, принадлежащей перу Людмилы Сараскиной - известного историка литературы, автора пятнадцати книг, посвященных Достоевскому и его современникам.

Альфред Адлер , Леонид Петрович Гроссман , Людмила Ивановна Сараскина , Юлий Исаевич Айхенвальд , Юрий Иванович Селезнёв , Юрий Михайлович Агеев

Биографии и Мемуары / Критика / Литературоведение / Психология и психотерапия / Проза / Документальное