Читаем Жизнь по-американски полностью

Вам пишет мать младшего капрала Дэвида Коснера, недавно погибшего в Ливане.

Я хочу поблагодарить Вас за Ваше доброе письмо и за участие в нашем горе. Вам, видимо, сейчас очень трудно, потому что все винят Вас в этой трагедии. Я тоже проклинала всех, в том числе и Вас. Я не считала, что Дэвид защищал мир в нашей стране, и отказывалась мириться с его гибелью.

В тот бесконечный ужасный день — двадцать третьего октября, когда мы узнавали имена все новых и новых жертв, я твердила себе, что Бог не может не услышать мои молитвы. Я была уверена, что, если мой мальчик жив, Господь даст ему силы помогать раненым товарищам, а если умер, упокоит его в Царствии Небесном. До девяти часов вечера моя душа разрывалась от неизвестности. Потом пришло успокоение, и я поняла, что он уже обрел вечное блаженство.

Значит, на то была Божья воля.

Он был образцовым солдатом и имел право выбирать, на какой базе служить. Он выбрал Кемп-Леджун, зная, что оттуда будет послан в Ливан.

Никто не посылал его в Ливан против воли — он сам так решил. Я хочу, чтобы Вы знали: Дэвид бескорыстно отдал Америке самое драгоценное, что имел, — свою жизнь, и эта трагедия не может не дать добрые всходы.

Он оставил нам очаровательную внучку двух с половиной лет по имени Лина, а также светлые воспоминания о тех 22 годах, которые мы прожили вместе с ним.

Горжусь тем, что я его мать, и знаю, что наступит час, когда он снова обнимет меня.

Я обратилась к жителям нашего замечательного города с призывом поддержать Вас, человека, которому мы вручили бразды правления нашей страной, чтобы наши враги знали — мы сильны нашим единством и нашей верой.

Я молюсь, чтобы Господь даровал Вам силу принимать правильные государственные решения и чтобы Он защитил и сохранил Вас.

Искренне Ваша, Марва Коснер".


После панихиды в Кемп-Леджуне секретная служба стала каждый раз изменять маршрут следования моего вертолета. Она получила разведданные о намерении исламских террористов сбить его ракетами. Наш агент в Ливане также сообщил, что шиитские террористы хотят убить мою дочь Морин, и к ней приставили усиленную охрану.

В обстановке национального траура мне надо было решить: что же делать дальше в Ливане? Как я и ожидал, многие члены конгресса требовали вывода оттуда наших солдат. Хотя я сделал все от меня зависящее, чтобы объяснить американскому народу, зачем наши войска находятся в Ливане, многие все еще отказывались это понимать.

Я и по сей день остаюсь привержен той политике и тем решениям, которые привели к отправке морских пехотинцев в Ливан. Отряды Соединенных Штатов и трех других держав находились в Бейруте для того, чтобы поддерживать там спокойствие и дать возможность ливанской армии вести борьбу с боевиками различных группировок, которые терроризировали страну. Мы не собирались вмешиваться в гражданскую войну в Ливане на чьей-либо стороне.

И какое-то время наша политика приносила плоды. На улицах Бейрута царило спокойствие. Одна женщина написала мне оттуда, что впервые за восемь лет она смогла отправить детей в школу. Молодая американка, жених которой работал в Ливане, передала мне его слова: если бы не международные силы, то в Ливане шла бы резня христиан.

Однако постепенно выяснялось, что положение в Бейруте гораздо сложнее, чем мы поначалу предполагали. Центральное правительство Ливана, которому мы старались помочь, совсем зачахло. Соглашение 1943 года, по которому Ливан получил от Франции независимость и которое предполагало разделение власти между христианами и мусульманами, утратило всякую силу. Мусульмане и христиане разбились на множество соперничающих сект, и на политической арене царили хаос и насилие. Наша политика исходила из предположения, что ливанская армия сможет подавить вооруженные раздоры и восстановить контроль центрального правительства над всей страной. Но ливанская армия попросту была недостаточно сильна. Кроме того, мы слишком поздно осознали, что многие солдаты и офицеры ливанской армии сами поддерживали того или иного сектантского военачальника и не желали сражаться с единоверцами. Мы также упустили из виду, что, поручив нашим морским пехотинцам охрану бейрутского гражданского аэропорта, мы поставили их в чрезвычайно уязвимое положение: они находились на открытом месте, которое простреливалось с окрестных холмов. Поначалу морские пехотинцы разместились в палатках, но, когда снайперы начали за ними настоящую охоту, было решено, что они будут в большей безопасности в железобетонном здании аэропорта. У их командиров просто не хватило воображения представить себе возможность нападения террористов-самоубийц.

Перейти на страницу:

Похожие книги

«Ахтунг! Покрышкин в воздухе!»
«Ахтунг! Покрышкин в воздухе!»

«Ахтунг! Ахтунг! В небе Покрышкин!» – неслось из всех немецких станций оповещения, стоило ему подняться в воздух, и «непобедимые» эксперты Люфтваффе спешили выйти из боя. «Храбрый из храбрых, вожак, лучший советский ас», – сказано в его наградном листе. Единственный Герой Советского Союза, трижды удостоенный этой высшей награды не после, а во время войны, Александр Иванович Покрышкин был не просто легендой, а живым символом советской авиации. На его боевом счету, только по официальным (сильно заниженным) данным, 59 сбитых самолетов противника. А его девиз «Высота – скорость – маневр – огонь!» стал универсальной «формулой победы» для всех «сталинских соколов».Эта книга предоставляет уникальную возможность увидеть решающие воздушные сражения Великой Отечественной глазами самих асов, из кабин «мессеров» и «фокке-вульфов» и через прицел покрышкинской «Аэрокобры».

Евгений Д Полищук , Евгений Полищук

Биографии и Мемуары / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
Достоевский
Достоевский

"Достоевский таков, какова Россия, со всей ее тьмой и светом. И он - самый большой вклад России в духовную жизнь всего мира". Это слова Н.Бердяева, но с ними согласны и другие исследователи творчества великого писателя, открывшего в душе человека такие бездны добра и зла, каких не могла представить себе вся предшествующая мировая литература. В великих произведениях Достоевского в полной мере отражается его судьба - таинственная смерть отца, годы бедности и духовных исканий, каторга и солдатчина за участие в революционном кружке, трудное восхождение к славе, сделавшей его - как при жизни, так и посмертно - объектом, как восторженных похвал, так и ожесточенных нападок. Подробности жизни писателя, вплоть до самых неизвестных и "неудобных", в полной мере отражены в его новой биографии, принадлежащей перу Людмилы Сараскиной - известного историка литературы, автора пятнадцати книг, посвященных Достоевскому и его современникам.

Альфред Адлер , Леонид Петрович Гроссман , Людмила Ивановна Сараскина , Юлий Исаевич Айхенвальд , Юрий Иванович Селезнёв , Юрий Михайлович Агеев

Биографии и Мемуары / Критика / Литературоведение / Психология и психотерапия / Проза / Документальное