Жизнь по-американски

На следующий день я записал:

"Почти весь день шли споры между разделившимися на два лагеря членами объединенного штабного комитета и кабинета министров по двум вопросам. Первый — надо ли в ответ на обстрел наших морских пехотинцев бомбить укрепления сирийцев вокруг Бейрута? Некоторые считают, что надо, независимо от того, сирийцы ли вели обстрел или кто-нибудь другой. Я поддержал сторонников другого мнения: надо сначала увериться в вине сирийцев, да и то воздержаться от бомбежки, если объект находится в густонаселенном районе. В последнем случае можно провести операцию против отряда, принадлежащего к той же организации, скажем, против друзов или формирований ООП. Сирийцев мы будем бомбить, только если точно установим, что это они обстреливают аэропорт".

И тут сирийцы сами помогли нам преодолеть сомнения. На следующий день в Кемп-Дэвид, куда мы с Нэнси уехали на уик-энд, один за другим позвонили Макфарлейн и Уайн-бергер: сирийцы выпустили ракету "земля — воздух" в наш невооруженный разведывательный самолет, который совершал обычный облет Бейрута. Несмотря на сопротивление Уайнбергера и объединенного комитета начальников штабов, я отдал приказ нанести бомбовый удар по противовоздушной батарее сирийцев, обстрелявшей наш самолет.

Задолго до этого мы довели до сведения сирийцев, что разведывательные операции в поддержку наших морских пехотинцев носят сугубо оборонительный характер. Наши пехотинцы не участвуют в гражданской войне, и любое нападение на них вызовет ответный удар. На следующее утро более двадцати военных самолетов произвели налет на сирийскую батарею. В ходе операции один из летчиков был убит и еще одного сирийцы взяли в плен. В последующие дни наши самолеты сровняли с землей больше десятка сирийских противовоздушных батарей и ракетных установок и склад боеприпасов. После того как сирийцы обстреляли еще один наш самолет-разведчик, я отдал приказ открыть огонь по их позициям из шестнадцатидюймовых орудий "Нью-Джерси".

Эта мера возымела действие. Через два дня в Ливане опять было объявлено о прекращении огня, но, как и во всех предыдущих случаях, оно продлилось недолго.

Через несколько недель после нападения на наши бараки в бейрутском аэропорту Уайнбергер прислал мне доклад по этому вопросу, который он собирался обнародовать. В этом докладе он возлагал главную вину на командование морских пехотинцев, которое не сумело организовать охрану бараков на должном уровне.

Я считал, что доклад Уайнбергера причинит лишь боль семьям погибших. Мне также не хотелось, чтобы пресса обрушилась на командиров морских пехотинцев, которые делали все возможное, чтобы в трудных условиях обезопасить своих солдат. Кроме того, они наверняка в душе и так казнят себя за происшедшее. Поэтому я взял всю ответственность на себя — в конце концов, это я их туда послал.

В начале 1984 года стало уже совершенно ясно, что ливанская армия либо не хочет, либо не может положить конец гражданской войне, в которую мы оказались втянуты против своей воли. Ясно было, что война затянется надолго. Поскольку морских пехотинцев продолжали держать на мушке снайперы и обстреливать из орудий, я отдал приказ эвакуировать их на суда, стоящие на рейде у побережья Ливана. В конце марта суда Шестого флота и морские пехотинцы, которые проливали кровь во имя поддержания мира в этой стране, были передислоцированы.

Итак, нам пришлось уйти из Ливана. К тому времени всем стало очевидно, что наши усилия тщетны. Мы не имели права оставаться в Ливане и подвергать наших солдат опасности нового нападения со стороны террористов-самоубийц. О том, чтобы развернуть настоящую войну, не могло быть и речи. Но нельзя было и оставаться в Ливане, и как бы наполовину участвовать в гражданской войне, подставляя наших солдат под удар террористов, при этом связав им руки за спиной.

В свое время мы направили наш контингент в Бейрут после зрелого размышления и консультаций с союзниками. В международных силах также были подразделения Франции, Италии и Англии. Тогда нам казалось, что мы поступаем целесообразно. И, как я уже сказал, какое-то время дела шли неплохо.

Не знаю, как можно было бы предусмотреть катастрофу, произошедшую в аэропорту. Видимо, мы не до конца понимали, как сильна атмосфера ненависти на Ближнем Востоке и как запутаны его проблемы. Возможно, мы недостаточно позаботились о безопасности морских пехотинцев — но нам и в голову не приходило, что в надежде немедленно обрести райское блаженство люди способны совершить массовые убийства, при этом пожертвовав своей собственной жизнью. Возможно, мы могли бы предвидеть, что ливанская армия, которой мы пытались помогать, просто сложит оружие и откажется сражаться со своими соплеменниками. Так или иначе, я бесконечно сожалел о своем решении послать морских пехотинцев в Бейрут, и их гибель принесла мне огромное горе.

И по сей день я молюсь за погибших мальчиков и их близ ких.