Жизнь по-американски

Заплатив в Бейруте такую огромную цену, понеся такие тяжелые утраты и при этом так мало продвинувшись в умиротворении Ливана, мы встали перед необходимостью подвергнуть переоценке политику, которая привела гуда наших морских пехотинцев. Сделать выбор было нелегко, да и выбор у нас был невелик. Мне было ясно одно — ни в коем случае нельзя, поджав хвост, уйти из Бейрута. Тогда террористам во всем мире станет ясно: для того чтобы заставить Америку изменить свою политику, достаточно убить несколько американцев.

Кроме того, уйдя из Ливана, мы тем самым откажемся от своих моральных обязательств по отношению к Израилю, во имя которых мы, собственно, и направили наш контингент в Бейрут. Мы откажемся от всех успехов, достигнутых за два года переговоров об урегулировании на Ближнем Востоке. Мы уступим русским наше положение самой влиятельной сверхдержавы на Ближнем Востоке. Больше всех при этом выиграет советский сателлит Сирия. И все же полное отсутствие рационального начала в ближневосточных событиях ставило нас перед необходимостью переосмыслить нашу политику в этом регионе.

Мы имели дело с религиозными фанатиками, которые были готовы пожертвовать жизнью, чтобы убить человека просто за то, что у него другая вера. И считали, что за такое убийство они немедленно попадут в рай. Во время ирано-иракской войны мусульмане-фундаменталисты послали на верную смерть больше тысячи подростков, поручив им зарядить и взорвать мины, — и эти подростки радостно пошли на смерть, считая: "Сегодня ночью мы будем в раю!"

В начале ноября на Ближнем Востоке возникло новое осложнение: Иран грозил закрыть для судоходства Ормузский пролив, по которому шли танкеры из Персидского залива. Я заявил, что, если Иран выполнит свою угрозу, это явится нарушением правил свободного судоходства и мы применим силу для обеспечения прохода судов по этому коридору. Тут произошло еще одно событие, которое могло повлечь за собой перемены на Ближнем Востоке: глубоко опечаленный смертью любимой жены и, видимо, не находивший больше сил для борьбы с соседями-врагами и с серьезными экономическими трудностями внутри страны, премьер-министр Израиля Менахем Бегин ушел в отставку.

Король Саудовской Аравии Фахд, по-видимому, предполагая, что трагедия в Бейруте ослабила нашу решимость поддерживать Израиль, предложил нам новый план мирного урегулирования на Ближнем Востоке, который, по его словам, обещал положить конец гражданской войне в Ливане и переманить Сирию в наш лагерь. Но для этого Соединенным Штатам придется умерить свою поддержку Израиля. Я ответил решительным отказом.

Я по-прежнему считал, что нам нужно искать решение ближневосточной проблемы в союзе с умеренными арабскими государствами и продавать им — в доказательство нашей дружбы — небольшое количество оружия. Но тут мне непрерывно ставили палки в колеса — начиная с дела с АВАКСом — сторонники Израиля в конгрессе, которые всячески препятствовали улучшению отношений с умеренными арабскими государствами. Кроме того, у меня возникли сомнения: действительно ли арабский мир с его многовековой межплеменной рознью, междоусобными войнами и патологической ненавистью к Израилю всерьез намерен поддерживать наши миротворческие усилия на Ближнем Востоке, как меня заверяли король Саудовской Аравии Фахд и король Иордании Хусейн? Я верил этим двум монархам, когда они говорили, что оказывают давление на Сирию, требуя ее ухода из Ливана. Мы же со своей стороны пытались убедить израильтян сделать то же самое. Но разные арабские страны занимали разные позиции в этом вопросе — как и во многих других, — и я уже не был уверен, что мы можем рассчитывать на их помощь.

Так или иначе, Израиль оставался тверд, а Сирия, получив новое советское оружие и советников, наглела с каждым днем и отвергла предложение Саудовской Аравии вывести войска из Ливана.

Наша разведка не смогла точно установить, кто организовал нападение на наши бараки в Бейруте. Пентагон хотел нанести бомбовые удары по формированиям, которые в этом подозревались, но я отказался дать свое согласие, поскольку у экспертов не было уверенности, что будут наказаны действительные виновники. Я вовсе не хотел убивать невинных людей. Пока наша разведка искала неопровержимые доказательства, отряды Франции и Израиля, убежденные, что инициаторами трагедии были мусульмане-шииты, провели рейд на те самые шиитские укрепления в горах, о которых думали и мы.

Когда же через несколько недель после взрыва в аэропорту друзы начали обстреливать наших морских пехотинцев из орудий, перед нами встал вопрос: игнорировать эти нападения или открыть ответный огонь и тем самым усилить свое вмешательство в гражданскую войну в Ливане? "Мнения разделились, — писал я в дневнике после заседания Совета национальной безопасности в начале декабря. — На мой взгляд, имеет смысл разбомбить несколько шиитских батарей — пусть-ка призадумаются. Но начальники штабов считают, что это будет означать полное изменение нашей миссии и повлечет необходимость значительно увеличить наш контингент в Ливане…"