Читаем Жизнь по-американски полностью

Крах женевских переговоров, понятно, взволновал многих в мире, кто с нетерпением ожидал, когда сверхдержавы начнут процесс ядерного разоружения.

В результате в новом году усилились призывы из Европы и Соединенных Штатов подчиниться требованиям Советов и заморозить размещение ракет средней дальности. Но вместе с руководителем нашей делегации на женевских переговорах Полом Нитце я считал, что меньше всего мы должны уступать этим требованиям. Если бы мы сделали это, то не только отступили бы от наших обязательств предоставить оружие союзникам по НАТО, но и тем самым согласились бы со статус-кво опасного дисбаланса в ядерных ракетах, нацеленных на европейские столицы, и вознаградили бы Советы за их уход с переговоров.

Итак, с пропагандистской точки зрения — мы оборонялись. 16 января 1984 года в телевыступлении, которое транслировалось на все Соединенные Штаты и многие другие страны мира, мы перешли в наступление. Я сказал, что искренне желаю сокращения вооружений и мира и что, несмотря на недавнее ухудшение американо-советских отношений, Соединенные Штаты готовы предпринять новую попытку в переговорах с Советами по выработке договора о сокращении вооружений, "основанного на трех ведущих принципах — реализме, силе и диалоге. Реализм означает, что мы должны иметь четкое представление о мире, в котором живем; мы должны признать, что находимся в долгом соревновании с правительством, которое не разделяет наших взглядов на свободу личности в своей стране и на мирные изменения за рубежом…

Сила необходима для успеха переговоров и защиты наших интересов. Если мы будем слабы, то мы ни на что не способны".

Я открыто выразил свои взгляды на советскую систему. Не знаю, почему это должно удивлять советских руководителей, которые никогда не стеснялись выражать свои взгляды на нашу систему. Но это не значит, что мы не можем иметь дела друг с другом. Мы не отказываемся говорить с ними, когда Советы называют нас "империалистическими агрессорами" или еще похлеще или из-за того, что они цепко держатся за фантазии о триумфе коммунизма над демократией. Тот факт, что нам не нравятся другие системы, не является причиной отказа от диалога.

"Наличие сил сдерживания необходимо для сохранения мира и защиты нашего образа жизни, но эти силы не определяют нашу политику по отношению к Советскому Союзу. Мы должны вовлечь, и мы вовлечем Советы в самый серьезный и самый конструктивный диалог, который поможет установить мир в горячих точках планеты, достичь сокращения вооружений и построить конструктивные деловые отношения.

Ни мы, ни Советский Союз не можем устранить различия в двух наших общественных системах и философиях, но мы всегда должны помнить, что у нас есть общие интересы, и главный из них — избежать войны и снизить уровень вооружений".


Через двенадцать дней я получил резкое письмо от Юрия Андропова, который снова критиковал размещение ракет средней дальности в Европе и занял жесткую позицию практически по всем пунктам различий подхода США и Советов к переговорам в Женеве. В частности, он писал:

"Если сегодня приходится констатировать, что дела между нашими странами складываются, скажем прямо, крайне неблагополучно, то причина тому — не в нашей политике. Мы этого не хотели и не хотим. Напротив.

Мы были готовы идти на очень глубокие сокращения и стратегических, и европейских ядерных вооружений. По последним — вплоть до полного освобождения Европы от ядерного оружия средней дальности и тактического. Советский Союз по-прежнему за это. Начав размещение своих новых ракет, которые в отношении СССР являются стратегическими средствами, американская сторона разрушила ту базу, на которой можно было искать соглашения. Мы однозначно расцениваем этот шаг как попытку сломать и региональный, и глобальный баланс. Соответственно мы и реагируем. Американская сторона, похоже, недооценила нашу решимость сохранить военно-стратегическое равновесие, и только равновесие.

Будем откровенны, г-н Президент, не получается делать вид, будто бы ничего не произошло. Нарушен диалог по важнейшим вопросам, нанесен тяжелый удар по самому процессу ограничения ядерных вооружений. Опасно возросла напряженность. Это и мы знаем, и Вы знаете.

С уважением, Ю. Андропов 28 января 1984 года".

Еще через двенадцать дней Андропов умер, и в Кремле появился новый руководитель — Константин Черненко. И снова я почувствовал, что у меня есть шанс посредством "тихой дипломатии" снизить психологические барьеры, разделявшие нас. Я считал, что американо-советские отношения еще не достигли того уровня, когда я должен был бы присутствовать на похоронах Андропова. Нашу делегацию возглавил Джордж Буш (также в нее входил сенатор Говард Бейкер). Буш, вернувшись из Москвы, высказал мнение, что Черненко кажется менее жестким и неуступчивым, чем Андропов.

Перейти на страницу:

Похожие книги

«Ахтунг! Покрышкин в воздухе!»
«Ахтунг! Покрышкин в воздухе!»

«Ахтунг! Ахтунг! В небе Покрышкин!» – неслось из всех немецких станций оповещения, стоило ему подняться в воздух, и «непобедимые» эксперты Люфтваффе спешили выйти из боя. «Храбрый из храбрых, вожак, лучший советский ас», – сказано в его наградном листе. Единственный Герой Советского Союза, трижды удостоенный этой высшей награды не после, а во время войны, Александр Иванович Покрышкин был не просто легендой, а живым символом советской авиации. На его боевом счету, только по официальным (сильно заниженным) данным, 59 сбитых самолетов противника. А его девиз «Высота – скорость – маневр – огонь!» стал универсальной «формулой победы» для всех «сталинских соколов».Эта книга предоставляет уникальную возможность увидеть решающие воздушные сражения Великой Отечественной глазами самих асов, из кабин «мессеров» и «фокке-вульфов» и через прицел покрышкинской «Аэрокобры».

Евгений Д Полищук , Евгений Полищук

Биографии и Мемуары / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
Достоевский
Достоевский

"Достоевский таков, какова Россия, со всей ее тьмой и светом. И он - самый большой вклад России в духовную жизнь всего мира". Это слова Н.Бердяева, но с ними согласны и другие исследователи творчества великого писателя, открывшего в душе человека такие бездны добра и зла, каких не могла представить себе вся предшествующая мировая литература. В великих произведениях Достоевского в полной мере отражается его судьба - таинственная смерть отца, годы бедности и духовных исканий, каторга и солдатчина за участие в революционном кружке, трудное восхождение к славе, сделавшей его - как при жизни, так и посмертно - объектом, как восторженных похвал, так и ожесточенных нападок. Подробности жизни писателя, вплоть до самых неизвестных и "неудобных", в полной мере отражены в его новой биографии, принадлежащей перу Людмилы Сараскиной - известного историка литературы, автора пятнадцати книг, посвященных Достоевскому и его современникам.

Альфред Адлер , Леонид Петрович Гроссман , Людмила Ивановна Сараскина , Юлий Исаевич Айхенвальд , Юрий Иванович Селезнёв , Юрий Михайлович Агеев

Биографии и Мемуары / Критика / Литературоведение / Психология и психотерапия / Проза / Документальное