Читаем Жизнь по-американски полностью

Помню один кадр, показывающий интерьер какого-то здания. Наши солдаты только что захватили лагерь и вошли в здание. Внутри было мрачно, пустынно, как на товарном складе. На полу лежали люди, много людей. Мы с ужасом наблюдали, как над грудой тел приподнималась чья-то рука. Она словно всплывала в океане безжизненных тел и тянулась к нам, моля о помощи.

Помимо этого помню и другие картины, от которых волосы вставали дыбом: пленные в концлагерях, замученные, исхудавшие до костей. Глядя на них, казалось невероятным, что эти люди еще почему-то живы. Помню рвы, заполненные телами убитых, которые просто сгребли бульдозером и засыпали землей. Помню лица жителей окрестных немецких деревень, собранных вместе, чтобы показать им плоды нечеловеческой жестокости их соплеменников.

Вспоминается еще один эпизод. Командующий нашими войсками собрал местных жителей и приказал им отправиться в соседний лагерь. Поначалу люди веселились, смеялись, словно впереди их ожидало необыкновенно приятное и невиданное ранее развлечение. Затем они вошли на территорию лагеря. Оператор поочередно переводил камеру с их лиц на те картины, которые открывались их взорам, и было видно, как меняется настроение этих людей. Мужчины опускали головы, начинали сутулиться, словно стараясь оградить себя от увиденного, лица их серели. Женщины плакали, кто-то упал в обморок, кого-то тошнило. Да, это действительно оказалось неизвестным и невиданным для них зрелищем — жесточайший урок из истории их страны.

Война закончилась, и наше объединение "Форт-Роуч" закрыли. Но я решил сохранить копию одного из фильмов о концлагерях, памятуя о том, как после первой мировой войны зародились слухи, что рядовых американцев пытаются одурачить, используя ложные сведения о зверстве врагов. Я подумал, что неплохо на всякий случай иметь под рукой документальные доказательства.

Как-то раз, спустя уже много лет, мы пригласили к обеду одного из продюсеров с женой. За столом речь зашла о войне и продюсер сказал:

— Никак не могу понять, морочат нам голову или нет, рассказывая все эти ужасы о немцах. Просто не знаешь, чему верить.

— Что ж, попробую помочь вам разобраться, — поднялся я. — Покажу один фильм.

Я установил кинопроектор, повесил экран и предоставил истории самой расставить точки над, i".

В фильме была сцена, когда камера замирает на жуткой колючей проволоке, которой обнесен лагерь. Группа евреев пыталась бежать из лагеря, и уже у ограды их скосили очереди из немецких автоматов. Камера медленно двигалась вдоль ограды, у которой грудой лежали тела убитых, и вдруг замерла: один из них все еще крепко держался за колючую проволоку — последнюю преграду между смертью и свободой.

Жуткая, мучительная сцена: худые, слабые пальцы, вцепившиеся в ржавую проволоку ограды действительно мертвой хваткой.

Когда фильм закончился, продюсер с женой продолжали молча сидеть у погасшего экрана. Глаза их были полны слез.

13

В "Форт-Роуч" впервые с того момента, как Джек разрабатывал свою программу помощи в Диксоне, я столкнулся со спецификой федеральной бюрократии. Примерно к середине войны конгресс засомневался в необходимости использования для военных нужд гражданских служащих. Считалось, что подобная ситуация забирает рабочую силу из оборонной промышленности и уменьшает контингент людей призывного возраста по всей стране. Был издан приказ, требующий сократить общее число гражданских служащих на всех местах. Нас этот приказ особенно не затрагивал. Правда, нам отказались предоставить машинисток для перепечатки сценариев, но лишь потому, что материалы, с которыми мы работали, шли под грифом "секретно" и гражданские лица к ним доступа не имели. Нередко нам был известен объект бомбардировки еще до того, как отдавали приказ о налете, поэтому секретность была обязательным условием нашей деятельности. Но в один из дней я обнаружил у себя в офисе двух посетителей из Вашингтона. Они приехали, чтобы выяснить, насколько нужны нам в работе гражданские лица. Я ответил, что у нас гражданских служащих нет вообще. Тогда один усмехнулся и заметил: "Значит, будут".

И правда, довольно скоро на нашей студии высадился десант человек в пятьдесят, объявивших, что они намерены создать здесь отдел кадров для двухсот будущих сотрудников, которые скоро приедут.

В те дни наша база насчитывала тысячу двести военнослужащих, и весь наш отдел личного состава состоял из восемнадцати человек.

Когда начали прибывать новые служащие, выяснилось, что всех их перевели из той или иной военной организации. Вот так осуществлялась программа по сокращению числа гражданских лиц в военных организациях: на деле их стало еще больше, чем до появления закона. Бюрократы просто переводили их с одного места на другое.

Перейти на страницу:

Похожие книги

«Ахтунг! Покрышкин в воздухе!»
«Ахтунг! Покрышкин в воздухе!»

«Ахтунг! Ахтунг! В небе Покрышкин!» – неслось из всех немецких станций оповещения, стоило ему подняться в воздух, и «непобедимые» эксперты Люфтваффе спешили выйти из боя. «Храбрый из храбрых, вожак, лучший советский ас», – сказано в его наградном листе. Единственный Герой Советского Союза, трижды удостоенный этой высшей награды не после, а во время войны, Александр Иванович Покрышкин был не просто легендой, а живым символом советской авиации. На его боевом счету, только по официальным (сильно заниженным) данным, 59 сбитых самолетов противника. А его девиз «Высота – скорость – маневр – огонь!» стал универсальной «формулой победы» для всех «сталинских соколов».Эта книга предоставляет уникальную возможность увидеть решающие воздушные сражения Великой Отечественной глазами самих асов, из кабин «мессеров» и «фокке-вульфов» и через прицел покрышкинской «Аэрокобры».

Евгений Д Полищук , Евгений Полищук

Биографии и Мемуары / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
Достоевский
Достоевский

"Достоевский таков, какова Россия, со всей ее тьмой и светом. И он - самый большой вклад России в духовную жизнь всего мира". Это слова Н.Бердяева, но с ними согласны и другие исследователи творчества великого писателя, открывшего в душе человека такие бездны добра и зла, каких не могла представить себе вся предшествующая мировая литература. В великих произведениях Достоевского в полной мере отражается его судьба - таинственная смерть отца, годы бедности и духовных исканий, каторга и солдатчина за участие в революционном кружке, трудное восхождение к славе, сделавшей его - как при жизни, так и посмертно - объектом, как восторженных похвал, так и ожесточенных нападок. Подробности жизни писателя, вплоть до самых неизвестных и "неудобных", в полной мере отражены в его новой биографии, принадлежащей перу Людмилы Сараскиной - известного историка литературы, автора пятнадцати книг, посвященных Достоевскому и его современникам.

Альфред Адлер , Леонид Петрович Гроссман , Людмила Ивановна Сараскина , Юлий Исаевич Айхенвальд , Юрий Иванович Селезнёв , Юрий Михайлович Агеев

Биографии и Мемуары / Критика / Литературоведение / Психология и психотерапия / Проза / Документальное