Читаем Жизнь по-американски полностью

Накануне Рождества прошлого года Рэй и его жена потеряли дочь (случайно выяснилось, что они с Пэтти были одноклассницами) — она погибла в автомобильной катастрофе; до тех пор они держали ферму в основном из-за нее, так как девочка любила кататься верхом.

Теперь ферма им была не нужна, но они колебались, продавать ли ее, так как боялись, что она может попасть к людям, которые не будут относиться к ней так же, как они. Мы с Нэнси заверили хозяев, что всей душой полюбили это удивительное место, и вскоре, продав участок около Сан-Диего, купили ранчо "Тип-топ".

Ферма, занимавшая площадь в 688 акров, получила свое имя по названию горной вершины, служившей водоразделом горного массива Санта-Инес: дожди, выпадавшие по одну сторону вершины, стекали в Тихий океан, а выпадавшие по другую сторону — стекали сначала в долину Санта-Инес и затем продолжали свой путь к океану. Мы с Нэнси назвали ее "Ранчо дель сьело" ("Небесное ранчо"), потому что таким оно и было на самом деле.

Маленький оштукатуренный кирпичный домик был построен еще в 1872 году и нуждался в основательном ремонте. По обеим сторонам бывшие хозяева пристроили веранду с уродливой крышей из гофрированного алюминия и зелеными пластмассовыми стенами. И веранда и дом выглядели некрасиво, к тому же долгое время в доме жили лишь наездами, и в основном он служил ночлегом для скотоводов. Мы снесли веранду, оставив только бетонный пол, а затем, наняв строителей, построили просторную угловую комнату с камином и большими окнами. Теперь площадь дома составляла около 1500 квадратных футов — не много по теперешним стандартам, но благодаря новой пристройке и окнам, через которые открывался чудесный вид на луг, создавалось удивительное ощущение большого пространства.

В перестройке дома нам помогал наш друг и бывший шофер по Лос-Анджелесу Барни Барнет и еще один наш друг — Деннис Леблан; с их помощью мы сняли старую асбестовую кровлю и заменили ее на новую с имитацией испанских плиток; такую же крышу сделали и на пристройке, что придало всему дому вид мексиканской постройки XIX века.

Наша спальня была очень маленькой — всего 9 на 14 футов, и скоро Нэнси стала испытывать легкое чувство стеснения, поэтому мы с Барни сломали одну стенку, расширив таким образом комнату. (Мой опыт перепланировки домов, чем я занимался в четырнадцатилетием возрасте в Диксоне, пригодился мне как нельзя кстати.) Но это было еще не все. Мы наняли рабочих, которые переделали часть веранды, и спальня стала еще больше.

С самого первого дня "Ранчо дель сьело" очаровало нас. Нигде мы не испытывали такого чувства радости и безмятежности, как здесь. Возникает такое ощущение, будто паришь на облаке и сверху смотришь на весь мир. Окна дома выходят на луг у подножия вершины, окаймленной дубами, и на горы, тянущиеся до самого горизонта. С некоторых точек видны корабли, пересекающие канал Санта-Барбара, а стоит повернуть голову — и перед глазами гигантским амфитеатром простирается долина Санта-Инес во всей необузданной красе девственной природы. Если хочется покататься верхом, то можно ехать по многим тропам, и всякий раз открываешь для себя что-то новое, не виданное ранее.

Когда я еще работал в кино, я скрестил свою лошадь по кличке Бэби с чистокровным серым в яблоках производителем, и она родила кобылу такой же масти, которую я назвал Нэнси Ди. После того как Бэби состарилась, я обучил Нэнси Ди, и она стала замечательной охотничьей лошадью и прекрасно брала препятствия; затем я еще раз скрестил Бэби, и у нее родился красивый черный жеребчик, которого я назвал Малышом, хотя он был очень крупный. Когда Нэнси Ди умерла в шестнадцатилетнем возрасте, я стал ездить на Малыше.

Наш приятель, хирург по профессии, однажды рассказал мне, что, когда ему предстоит действительно трудная операция, он ранним утром отправляется на верховую прогулку, после чего чувствует, что готов к операции. Верховая езда оказывает на меня такое же воздействие. С того самого дня, как мы купили "Ранчо дель сьело", вряд ли можно было найти лучшее место, если мне или Нэнси предстояло что-то обдумать.

Как я уже говорил, в дикой природе и безмятежности окрестностей ранчо было что-то особенное, и, находясь в седле, легче было решать проблемы. Мне кажется, что люди, не испытавшие этого, будут удивлены, узнав, как легко текут мысли, когда едешь верхом просто так и думаешь о том, что предстоит решить.


Перейти на страницу:

Похожие книги

«Ахтунг! Покрышкин в воздухе!»
«Ахтунг! Покрышкин в воздухе!»

«Ахтунг! Ахтунг! В небе Покрышкин!» – неслось из всех немецких станций оповещения, стоило ему подняться в воздух, и «непобедимые» эксперты Люфтваффе спешили выйти из боя. «Храбрый из храбрых, вожак, лучший советский ас», – сказано в его наградном листе. Единственный Герой Советского Союза, трижды удостоенный этой высшей награды не после, а во время войны, Александр Иванович Покрышкин был не просто легендой, а живым символом советской авиации. На его боевом счету, только по официальным (сильно заниженным) данным, 59 сбитых самолетов противника. А его девиз «Высота – скорость – маневр – огонь!» стал универсальной «формулой победы» для всех «сталинских соколов».Эта книга предоставляет уникальную возможность увидеть решающие воздушные сражения Великой Отечественной глазами самих асов, из кабин «мессеров» и «фокке-вульфов» и через прицел покрышкинской «Аэрокобры».

Евгений Д Полищук , Евгений Полищук

Биографии и Мемуары / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
Достоевский
Достоевский

"Достоевский таков, какова Россия, со всей ее тьмой и светом. И он - самый большой вклад России в духовную жизнь всего мира". Это слова Н.Бердяева, но с ними согласны и другие исследователи творчества великого писателя, открывшего в душе человека такие бездны добра и зла, каких не могла представить себе вся предшествующая мировая литература. В великих произведениях Достоевского в полной мере отражается его судьба - таинственная смерть отца, годы бедности и духовных исканий, каторга и солдатчина за участие в революционном кружке, трудное восхождение к славе, сделавшей его - как при жизни, так и посмертно - объектом, как восторженных похвал, так и ожесточенных нападок. Подробности жизни писателя, вплоть до самых неизвестных и "неудобных", в полной мере отражены в его новой биографии, принадлежащей перу Людмилы Сараскиной - известного историка литературы, автора пятнадцати книг, посвященных Достоевскому и его современникам.

Альфред Адлер , Леонид Петрович Гроссман , Людмила Ивановна Сараскина , Юлий Исаевич Айхенвальд , Юрий Иванович Селезнёв , Юрий Михайлович Агеев

Биографии и Мемуары / Критика / Литературоведение / Психология и психотерапия / Проза / Документальное