Я чувствовал, что моё поведение несколько озадачивало Ельцина, я не вписывался в уже проработанные им стереотипы поведения редакторов газеты, издателей, с которыми он общался как знаковый партийный лидер. Никакой недоброжелательности с его стороны до 1993 года я, однако, не ощущал. Обычно недопонимание, которое возникало, всегда было можно разъяснить при встрече, что я и делал с разной степени успешности, как для президента, так и для себя. В целом я, как правило, был занят делами компании, хотя не скрою, много сил уходило на известное противостояние с властью, претендующей на подавление независимых жизненных суждений, с извечным желанием вмешаться и подкорректировать правду. Власть сменила бренд с советской на демократическую, но суть властного мышления осталась прежней.
В полемике по этому поводу с членами правительства я однажды позволил себе употребить сравнение:
– Разница между правительством и тележурналистами в том, что когда вы подходите к окну – вы видите своё отражение в зеркале, а мы улицу. И потому у нас разное восприятие.
– Ну ты это брось, – вмешался Черномырдин. – Что вы, лучше всех знаете жизнь?!
– Не лучше, Виктор Степанович. Мы просто к ней ближе.
Диалектический тезис о борьбе и единстве противоположностей перестал устраивать власть.
Президент принял решение избираться на второй срок. В день своего выдвижения он устраняет Олега Попцова с поста председателя ВГТРК. Президент дал понять, – с этого момента ему нужны на телевизионном экране и в радиоэфире не осмысление и независимый анализ, а послушание всестороннее и второе ОРТ, практически превращённое Борисом Березовским в механизм, выполняющий любую прихоть Высокой Власти.
У такой власти в итоге нет будущего. И ельцинская эпоха с достаточной степенью достоверности подтвердила правоту этого тезиса. Слишком много в ельцинском при-властном окружении присутствовало людей, разрушающих эту власть. Ельцин сам в силу своего очень непростого характера – упрямства, завышенной самозначимости – практически сотворил кадровый хаос вокруг себя. Вчера якобы надёжный и близкий человек завтра превращался в сомнительного и почти враждебного и едва ли не мгновенно бывал отторгнут. Убедительного ответа «почему» – не было. Так решил президент. Ему виднее. Я понимал иногда – Ельцин реагировал на мои рассуждения достаточно нервно. Однажды он даже не сдержал своего раздражения.
– Вы что, хотите сказать, у меня нет команды?
– Ни в коем случае, Борис Николаевич. Просто людям нужно какое-то время, чтобы они привыкли к атмосфере, а они слишком скоро меняются.
– Значит, не справляются, – отрезал Ельцин.
Подобных вспышек было немало, именно по этой причине у Ельцина так и не сложилось устойчивой команды. Команды, а не мини-ресурса для интриги, к чему Ельцин, как очень скоро проявилось, был всегда предрасположен. Конечно, проще всего все эти внезапные решения Ельцина объяснить его нарастающим нездоровьем. Такое заключение будет справедливо, но только отчасти.
Ельцину нравилось быть непредсказуемым, и он с удовольствием постоянно разыгрывал эту карту, сохраняя атмосферу загадочности вокруг себя. Восемь лет с разной степенью накала борьбы власти с властью. Боролись либо открыто, либо подковёрно. Вариации борьбы вроде разные, но при этом очень похожие. Прежде всего президента с парламентом. Казалось бы, указ президента за номером 1400 о роспуске парламента и назначение новых выборов поставил точку. Ан нет.
И вторые президентские выборы 1996 года опять же проходили в атмосфере политической неустойчивости. Свидетельством чего была абсурдная отставка Черномырдина. Подобных ошибок Ельциным совершено достаточно, и это в большинстве своём были его личные ошибки.
Так или иначе, после своей отставки я должен был ответить на вопрос: что дальше? Моя телевизионная эпоха кончилась – или?.. При всех изъянах команде ВГТРК удалось сделать главное, а это было моей целью, моим замыслом.
И нам с Анатолием Лысенко удалось добиться главного, что и стало объединяющей идеей всей команды. В чём её суть? Создать другое телевидение и другое радио. И в целом нам это удалось, но конфликты с властью имели именно эту причину. Понятие «другое» вначале заворожило Ельцина, а затем насторожило, и началось…
Нечто подобное я создавал в шестидесятых. Когда покинул Ленинград и перебрался в Москву в связи с моим конфликтом с первым секретарём Ленинградского обкома партии Василием Сергеевичем Толстиковым. Не стану вновь говорить о сути конфликта, об этом я рассказывал ранее. Я не умел находиться в подчинении. Мне всегда не хватало поля свободы. Это делало из меня неудобного для многих человека. После моей отставки с поста председателя ВГТРК вокруг меня образовался некий вакуум. Как создатель Российского телевидения и радио и его первый руководитель, я был, конечно же, фигурой и знаковой, и заметной.
Все эти почти семь лет меня числили как одного из опорных сторонников Ельцина, тому свидетельством был и 1991 год – ГКЧП, и 1993 год – русский парламент, президентский указ 1400 и новый вооружённый мятеж.