Кай смотрит перед собой – произошло невозможное, и он изо всех сил пытается поверить собственным глазам. Почувствовав, что за ним наблюдают, он оборачивается и видит в окне нас с миссис Джонс. Стоящая рядом со мной кухарка раскрыла рот от удивления. Совенок прячет голову, закрыв глаза от солнца. Я выпрямляюсь, сдерживая свои чувства, чтобы они не вырвались на свободу и не натворили еще чего-нибудь. Кай смотрит на меня. Точнее, мне в душу, как мне кажется. И в этот момент я осознаю: он понимает меня. Он видит меня так, как моя мама. Больше не может быть никаких тайн. Пора принять сложившееся положение вещей. Я теперь не в силах притворяться кем-то другим. Кай смотрит на меня долго-долго, и на сей раз я не могу прочесть, о чем он думает. Не контролируя себя, отреагировав на его рассеянность, я делаю шаг вперед и провожу ладонью по холодному оконному стеклу. Кай колеблется, словно собираясь вернуться в дом, но отворачивается и уходит.
Я наблюдаю, как его одинокий силуэт быстро исчезает вдали, поднимаясь на холм, и мне хочется, больше чем я чего-либо хотела за долгое время, быть рядом с ним.
Я чувствую, как кто-то кладет руку на мое плечо.
Голос миссис Джонс возвращает меня к действительности.
– Думаю, лучше всего будет отпустить нашего маленького друга, – она кивает на совенка. – Не правда ли?
Мы пробираемся через завалы посуды к выходу. Открыв дверь, я дарю совушке прощальный поцелуй, а потом поднимаю ее высоко. Совенок стоит на моей руке с мгновение, раскрывая крылья, щурясь от блеска дневного света. Он почти полностью поворачивает набок голову, как обычно делают совы, ища возможные источники опасности. Не увидев ничего, сипуха издает низкий гортанный крик и, широко раскинув крылья, стремительно летит к деревьям на противоположной стороне луга.
Не успеваем мы вернуться в дом и закрыть за собой дверь, как в гостиную прибегает Брэйкен, который, видимо, сумел как-то выбраться с кухни. Он начинает отчаянно скрестись у двери, скуля, – пес хочет быть рядом с хозяином. Я поднимаю защелку, и Брэйкен убегает прочь, а я смотрю, как он, похожий на лисицу, нос по ветру, хвост трубой – для равновесия, устремляется вверх по склону в погоне за Каем.
– Все с ним будет хорошо, – уверяет миссис Джонс. – Надо поесть,
Миссис Джонс бормочет что-то и ведет меня в кухню.
– Вот увидишь, отведаешь моих уэльских пирожных, выпьешь чашечку горячего чая – и все будет уже не так плохо! – приговаривает она.
Я сажусь у очага, огонь в котором давно погас. Я онемела. Словно Кай, вырвавшись из дома столь стремительно, забрал все мои чувства с собой. Как же я могла так с ним поступить? Прекрасный фарфор Кэтрин – такая же драгоценность для Кая, как и воспоминание об ушедшей жене. Миссис Джонс снует туда-сюда по кухне, разжигая огонь с помощью мехов.
– Не переживай,
А что, если нет? Что делать, если я по собственной глупости разрушила ту хрупкую связь, которая, возможно, была между нами, разбив фарфор Кэтрин? И как он будет относиться ко мне теперь, когда больше не сможет игнорировать мою… странность?
Миссис Джонс ставит чайник над расцветающим огнем. Вода выплескивается из носика, превращаясь в шипящий пар. Женщина продолжает бормотать что-то успокаивающее, принося из кладовой чашки и корзинку со сладкими пирожными. Но у меня нет никакого желания подняться со стула и помочь ей. Заметив мое растущее отчаяние, она наконец останавливается. Уперев руки в бока, кухарка улыбается, ласково, но твердо.
– Миссис Дженкинс, – произносит она, расставив свои грузные ноги и медленно покачивая головой, – думаю, пришло время нам с вами поговорить.
Я нахмуриваюсь, пытаясь понять, о чем это она. Последние двадцать минут миссис Джонс только и делала, что болтала. Она знает: в полноценной беседе я участвовать не могу. Чего она ждет? Я склоняю голову, ожидая ее ответа. Вместо него кухарка идет к старому шкафу.
Он совсем не похож на тот прекрасный сервант в гостиной, который до сегодняшнего дня хранил фарфор Кэтрин. Нет, этот шкаф выглядит вполне обыденно, его древесина потемнела от копоти, и в середине он немного просел под тяжестью дерева, из которого сделан, – ведь ему уже немало лет. Миссис Джонс с трудом присаживается на четвереньки и открывает нижнюю левую створку. Достав кастрюли, сковородки, доски и блюда, она застывает перед, казалось бы, совершенно пустым шкафом. Затем, к моему удивлению, кухарка чуть ли не вползает внутрь. Пожалуй, лишь ее лишний вес мешает ей скрыться в шкафу полностью. Когда она начинает говорить, ее голос кажется глухим. Она так отчаянно копается в шкафчике, что тот весь трясется, поэтому я боюсь – вдруг он может опрокинуться.
– Да уж… Похоже, мне понадобится твоя помощь,