– Эта компания будет стоить несметных денег, – сказал менеджер технической поддержки клиентов, жуя салат. – Мы движемся только вперед. У нас работают самые лучшие специалисты. Мы непоколебимо идем к успеху. За него мы, черт возьми, готовы отдать все, что потребуется. Если надо, сердце и душу вольем в этого непобедимого левиафана, – он допил кофе со льдом. – И, говоря откровенно, – продолжил он, – считаю, что сделка весьма выгодная.
Еще один обед у меня планировался с техническим директором. Прежде мы никогда не разговаривали, и обед он дважды отменял. По словам коллег, технический директор был очень умен и непрост. Самоучка, не окончивший среднюю школу, он в одиночку мог спроектировать сложную инфраструктуру базы данных, обычно требующую целой команды опытных компьютерщиков. Сколько в этой информации преувеличения, я не знала, важно было другое: соучредители прислушивались только к нему. И дело не просто в превосходстве, пусть и массовой, профессии программиста. Он единственный действительно понимал базовую технологию. Без него компании было не обойтись.
Технический директор был чуть за тридцать, с небрежной щетиной и красивыми, широко посаженными глазами. От него часто пахло ментолом. Если другие инженеры жили в кондоминиумах в Марине или отремонтированных викторианских квартирах у парка Долорес, он – в криминальном Тендерлойне, средоточии однокомнатных нор и уличной наркоторговли, – причем
В псевдофранцузском кафе в финансовом районе мы заказали салаты и сели за шаткий уличный столик, глядя на полуденный поток мужчин с портфелями и женщин в коротких прямого покроя платьях. В своих неброских тканях и лоферах под аллигатора они выглядели куда старше, чем мы. Они выглядели пришельцами из другой эпохи, вроде девяностых. Мне стало интересно, что они думают о нас: два круглощеких растрепы в футболках и кроссовках поедают кусочки жареной курицы, словно несовершеннолетние правонарушители, укравшие кредитку. Рюкзак я с глаз долой убрала под стол.
Коллеги предупреждали меня, что технический директор непостижим и таинственен, но всего пару минут спустя я подумала, что его просто никто никогда ни о чем не расспрашивал. С удивлением я обнаружила, что у него мрачное саркастическое чувство юмора. Оказалось, у нас немало общего: запойное чтение, бессонница. Если я ночами вперялась в потолок и тяжко размышляла о смертности близких, он занимался программированием сторонних проектов. Иногда с полуночи до полудня играл в симулятор дальнобойщика. Это его успокаивало. С другими игроками он общался по цифровому радио. Я представила, как он шепчет в темноте.
Мысль о том, что он просыпается в три утра, несется по виртуальной дороге, орудует рычагами в виртуальной кабине и выходит на связь с незнакомцами, заставила меня задуматься, как бы ему жилось в Бруклине, в окружении тех, кто способен оценить или поддержать его интерес к чему-то, кроме кодов. Я продолжала высокомерно цепляться за идею, что искусство может служить экзистенциальным лекарством. Что всем недостает знакомства с музыкой или литературой. Что занятия искусством в чем-то подлинней, удовлетворительней, чем программным обеспечением. Мне в голову не приходило, что его жизнь ему нравилась – и он вовсе не хотел, чтобы она хоть чем-то напоминала мою.
На обратном пути я рассказала ему о своих нью-йоркских подругах и о том, что они не понимают привлекательности работы в технической сфере. В лифте мы пошутили о создании способного их заинтересовать приложения – алгоритма, соединяющего литературу и рецепты коктейлей, подобранных под настроение, эпоху и тематику данной книги. Я вернулась к работе и думать забыла о нашем разговоре – до следующего дня, когда технический директор написал мне в чате компании, что создал такое приложение.
Каждый месяц для интересующихся данными стартап устраивал «счастливый час» с презентациями от менеджеров по продуктам и инженеров из компаний-клиентов, посвященных использованию аналитики для запуска A/Б-тестирования[11]
, или советам по ускорению роста, или отслеживанию пользовательских потоков. На издательские вечеринки я ходить любила: на них болтливый редакционный персонал умел быстро свернуть профессиональные разговоры, принимался сплетничать и ругаться, грызть черствые крендельки и пить слишком много дешевого вина – что неизменно наполняло атмосферу некой сексуальной энергетикой. На мероприятиях же технарей ни в Нью-Йорке, ни в Сан-Франциско я не бывала. В день моего первого «счастливого часа» больших данных мне было любопытно, кто добровольно придет провести вечер в чужом офисе и будет внимать спонсорской презентации о мобильной аналитике.