Интересно, а не то же самое, что и я, ощущали несущиеся по миру в состоянии нерушимой самоуверенности, и не таково ли, прижимая пальцы к вискам, думала я, чувствовать себя мужчиной? Принятый экстази обращал все вокруг в рекламный клип кроссовок или роскошных автомобилей, хотя я не представляла, как можно торчать от EDM или даже онлайн-шопинга. Не представляла, что включаю эту музыку родителям. Склонившись к рабочему столу и строча электронные письма, я пританцовывала, кивая в знак солидарности коллегам. И даже ногами могла повернуть мир.
Все мои товарищи отлично владели вейвбордами. Скользили по офису, маневрировали и объезжали препятствия с ноутбуками в руках, курсировали между рабочим столом, кухней и конференц-залом, звоня клиентам по мобильникам.
Освоение вейвборда было обрядом посвящения, пренебречь которым я не имела права. Промаявшись несколько недель, я заказала по Интернету крошечный неоново-зеленый кусок пластика с четырьмя колесами, смотревшийся круче, когда не был под ногами. В выходные я пришла в офис, чтобы попрактиковаться лучше держать равновесие. Угрожающе быстрый предмет. В основном он лежал под рабочим столом, но если было надо, я на него становилась и, покачиваясь, ездила туда и обратно.
Ядро наших пользователей составляли программисты и дата-саентисты, в силу специфики отрасли почти поголовно мужчины. Я наловчилась говорить с ними о технологии, не понимая самой технологии. Я уверенно обсуждала файлы куки, структурирование данных, разницу между серверной и клиентской частями приложения. Отважно, просто подключив логику, давала советы. Мне все это ни о чем не говорило, но у инженеров в целом находило отклик.
Два раза в неделю я проводила для новых клиентов обучающие вебинары. Я делилась изображением своего экрана с группами незнакомцев и орудовала курсором на демонстрационных панелях, смоделированных на базе наборов данных гипотетических компаний.
– Не волнуйтесь, – привычно успокаивала я, –
В доказательство того, насколько я независима и насколько нужным делом занята, я попросила подключиться родителей, и однажды утром они подключились. После сеанса мама прислала электронное письмо. «Сохраняй этот задорный тон!» – уничтожающе написала она.
Инструмент обязан быть простым. Теоретически, он был достаточно прост для менеджера по маркетингу. По крайней мере, мои коллеги называли его «благословением современного программного обеспечения». Раньше в ходу было выражение
«Не вижу никаких данных», – писали они. Они хотели знать: что не так с софтом? Почему недоступны наши серверы? Знаем ли мы, что они платят нам бешеные тысячи совершенно напрасно? Они не сомневались, что инструмент сломан, не сомневались, что это никак не их вина. Их письма были тревожными. Некоторые клиенты начинали паниковать, предъявлять обвинения, обливать компанию грязью в социальных сетях. Меня их досада даже слегка умиляла: я знала, что все исправлю. Неразрешимых проблем не было. Может, даже проблем не было, только ошибки.
В мои должностные обязанности входило убедить их в том, что программное обеспечение не сломано, и напомнить, что оно никогда не ломается. Я начинала шаг за шагом отлаживать их процессы. Иногда для этого требовался просмотр исходного кода или данных клиента. Только войдя в его систему, я могла приступить к исправлению ошибок. Медленно, осторожно, часто отходя назад, я словно нанизывала на нитку рассыпавшиеся бусинки ожерелья. С тихим удовольствием объясняла клиентам, где и что именно пошло не так, а потом умело брала вину за их ошибки на себя. Хотя для них наш продукт не должен был представлять сложности, но я их заверяла, что он сложен. Признавала, что наша документация могла бы быть понятнее, даже если часть этой документации написала я сама. Снова и снова извинялась за допущенные ими ошибки. «Я понятно объясняю?» – мягко, как терпеливая наставница, каждые пару минут переспрашивала я, давая им возможность переложить вину на меня.