Зловещая долина. Что я увидела, попав в IT-индустрию

Я подумала, что, разумеется, я аналитик. Возможно, не системный мыслитель, но заанализировать могу до смерти. Я думала, что ценности у нас, по крайней мере на первый взгляд, общие: мы одинаково разочарованы корпоративной иерархией, нам нравятся неудачники, мы оба поддерживаем феминизм. Нам понравилось побеждать.

Несмотря на все старания, на встрече я дважды расплакалась, один раз посреди разговора выходила в туалет за полотенцами, отводя лицо от встревоженных взглядов инженерного отдела. Я привалилась к раковине и вытирала лицо бумажным полотенцем, чему время от времени была свидетельницей в любой другой компании. Думала о подругах в Нью-Йорке. Думала, как усердно работала и как ужасно слышать, что я не справилась. Думала о своих ценностях и плакала еще горше.

Когда я вернулась в конференц-зал, гендиректор терпеливо ждал. Когда я вернулась, его лицо не изменилось.

В поисках высших истин мы с Иэном отправились в Мендосино, чтобы попробовать экстази. Сняли на сайте взаимной субаренды спальню для гостей в доме пожилой пары, казалось, целыми днями кричавшей друг на друга через залив гигантской затонувшей гостиной. Спальня выходила на долину: чашу тумана. Пейзаж слезоточил.

Хотя у нас не было большого опыта приема таких наркотиков, Иэн хотя бы представлял процесс. Я же не представляла ничего. Я сидела на краю ванной и читала комментарии пользователей веб-форума об ощущениях. Посмотрела местонахождение ближайшей больницы. Потом удалила с телефона рабочую электронную почту, чтобы под действием искусственного притока серотонина не связаться с гендиректором или кем-либо еще и потом не сожалеть.

Мы принимали наркотики и пили апельсиновый сок. Лежали на диване и слушали ватное эхо пожилой пары в главном доме. Под Карен Далтон терли друг другу спины и делились откровениями о семье. Я поведала Иэну самые грязные тайны и была этим довольна. Ни полета, ни восторга, только лучшая я – менее тревожная, менее испуганная. Хотелось повторить это со всеми близкими людьми. Я подумала, что таково мое высшее предназначение: сидеть в прекрасном месте и разговаривать. Хотелось пообщаться в чате со всеми друзьями сразу.

Жизнь ослепляла своей простотой. Я думала о размахе истории, невероятности взаимопроникновения. Все казалось невозможным. Я переехала в Калифорнию подстегнуть карьеру и теперь переживала исторический перелом, меня несло – мы

переживали исторический перелом. Иэн надел спортивные штаны и блаженно растянулся перед зеркалом. Я говорила, что это новая экономика, новый образ жизни – мы стоим на пороге абсолютно нового мира, и мы его строители. Ну, он его строитель. Но я помощница.

Неясно, верила ли я всему, что говорила, но говорить это было приятно.

– Очень вдохновляюще, – сияя, произнес Иэн. – Ты бросишь призыв. Новая карьера: строитель будущего.

На следующее утро мы поехали к горячему источнику и плавали в серной луже с людьми, чьи тела начали им изменять. Деревянная сауна дрожала от пожилых белых людей, поющих народные песни коренных американцев. Мне хотелось жить вечно. Хотелось посмотреть, что будет.

Когда послевкусие перешло в отрезвление, мы вернулись в город и заговорили о том, что будет дальше. Иэн призывал меня бросить работу. Сказал, что я отдала аналитическому стартапу столько, сколько требовалось, и еще немного больше. Работа делала меня несчастной. Напомнил, что плакать в офисном туалете – ненормально.

Я объяснила, что мне мешает преданность. Желание что-то доказать гендиректору.

– Ему на тебя плевать, – сказал Иэн. – Ты самая ничтожная проблема в его жизни. Он будет в порядке.

Этот разговор он затевал уже не впервой. Иэн желал мне исключительно добра, но его непрошеные советы меня коробили, и не только потому, что я не хотела признавать его правоту.

Как инженер-программист, на рынке труда Иэн был востребован и понятия не имел, каково это – не знать, куда податься, и быть никому не нужным. Работа ему нравилась, и он мог легко получить три моих зарплаты. Ни одна компания никогда не откажет ему в акциях. Он сам себе страховочная сетка.

Возможно, я была близорука в этом видении своей заурядности, невеликой востребованности собственных умений. Работа в издательской сфере наградила меня ощущением заменимости, и просто уйти казалось немыслимым. В моем резюме учитывался каждый месяц после испытательного срока. Творческий отпуск я считала прерогативой исключительно профессоров колледжа.

Иэн любил меня, как любят в самом начале отношений: считал меня той, кто никому не позволит себя унижать, никому не даст заставить чувствовать себя дерьмом. Считал меня правильной, моральной. Ценящей себя. Я не хотела его разочаровывать. Я и сама хотела быть такой.