Зловещая долина. Что я увидела, попав в IT-индустрию

Мне хотелось быть выше этого, но выше этого я не была. Лечение СДВГ соседкой коллеги вызывало слишком сильное любопытство, слишком страстное желание. У стартапа, утверждающего, что он производит «Человека 2.0», я заказала капсулы ноотропов, неразрешенные Комиссией по контролю за лекарствами и питательными веществами. Но стартап финансировал тот же инвестор, который платил мне зарплату. Я принимала их в ожидании повышения производительности, но мое мышление оставалось невскрытым, топчущимся на всегдашнем уровне.

– Этот новый этап мне не нравится, – сказал Иэн, рассматривая пакет с ноотропами. Капсулы гремели в стеклянной банке с логотипом вспышки молнии. – Тианин? Похоже на гомеопатию, только с плоским дизайном.

От предложенной мной кофейной жевательной резинки с ароматом мокко он отказался.

Я осознала, что оптимизация тела – занятие нерадостное, когда после ноотропов я целый день проторчала лежа в ванной, с приклеенными патчами для глаз, смотрела уроки макияжа и пыталась усовершенствовать эффект кошачьих глаз. Целью было не удовольствие, а производительность. А в итоге – кому это нужно? Допустим, погоня за высокой производительностью до тридцати поможет придвинуть пик продуктивных лет к тридцати и рано уйти на пенсию с еще молодым телом, но все это казалось наглой попыткой обставить высшие силы со временем.

Биохакинг скорее был просто новым видом работы над собой, вроде ведения блогов о бизнесе. Мужчинам широкое поле деятельности давала техническая культура, женщинам – манипуляции с телом. Я видела, как отслеживание физических параметров стимулирует, дарит ощущение движения вперед, иллюзию измеримого улучшения себя. Таблицы показателей лидеров и фитнес-приложения раздували в сообществе соревновательный дух. Вектором контроля служили количественные значения.

Самосовершенствование меня привлекало. Я могла бы чаще заниматься физическими упражнениями и осмотрительнее употреблять соль. Я хотела не закрываться и мыслить шире, быть заботливее и отзывчивее к семье, друзьям, Иэну. Хотела перестать прикрывать неудовлетворенность, грусть и гнев юмором. Хотела, чтобы терапевт смеялся над моими шутками и сказал, что я уравновешенная. Хотела лучше понять свои желания, найти цель в жизни. Но немедицинский мониторинг вариабельности частоты сердечных сокращений, скрытой сонливости, уровня глюкозы, кетонов к самопознанию никакого отношения не имел. Это были просто метаданные.

Ходить на работу было необязательно, но я какое-то время ходила. Провести время в штаб-квартире было так же приятно, как убить несколько часов в холле бутик-отеля. Торговые автоматы были набиты новыми клавиатурами, наушниками, кабелями и шнурами, все бесплатно, достаточно только приложить пропуск. Лифты никогда не ломались. Поговаривали, что в офисе некоторое время жил инженер, спал в гостиной на транспортном контейнере, пока его не обнаружила служба безопасности и не доставила на свидание с домом.

Коллеги относились к офису скорее как к клубу. Бродили босиком, жонглировали и играли на гитаре. Приходили в ярких и ироничных нарядах: эластановых леггинсах в смайликах-единорогах, рубашках с портретами коллег, БДСМ-ошейниках, мехах бёрнеров. Кто-то за работой играл в видеоигры, кто-то дремал в пещерах программиста – темных мягких кабинках для лучше всего работающих в условиях сенсорной депривации. Похоже, половина инженеров были диджеями – группа разработчиков регулярно выступала в клубе в Мишн, где на экран за их спиной дата-аналитик проецировал угловые и геометрические визуализации, другие тренировались на микшерном пульте напротив офисной барной стойки, гордом напоминании о дискотеках, которые они здесь устраивали, и о том, как соседи угрожали вызвать полицию.

Несмотря на обилие удобств и клубную культуру, офис заполнялся редко. Собрания проходили по видеосвязи, и сотрудники звонили отовсюду: из общественного транспорта, шезлонга у бассейна, с неубранной кровати, из гостиной с засыпающей на заднем плане половинкой. Инженер вел ежедневную планерку со скалолазной стены, цепляясь за пластиковую скалу и надевая страховочные тросы. По пространству актового зала первого этажа катался робот телеприсутствия, долговязый и яркий мост между мирами.

Люди приходили и уходили по индивидуальным графикам. Я никогда не знала, встречу ли кого-то в штаб-квартире или буду работать одна. На каждом этаже были установлены телевизионные экраны с тепловыми картами и списками аватаров сотрудников с указанием, кто и где находится. Тепловые карты воспринимались как нарушение – я не знала, как от них уклониться. Идя в туалет, я всякий раз смотрела в сторону телевизионных мониторов, ожидая, когда мои данные, сияющий оранжевый шарик, меня выдадут. Карты давали чувство едва ли не братства компании. На удивление трогательно было ощущать себя единым организмом.