Зловещая долина. Что я увидела, попав в IT-индустрию

Я держалась в тени, надеясь, что женщины-инженеры меня примут. Они казались мне пугающими: умными, увлеченными работой и не боящимися называть все это чушью, по крайней мере в своем кругу. У некоторых из них были кричаще крашенные волосы и пирсинг в стиле панк-рока, что говорило не только о принадлежности к субкультуре, но и о старшинстве в отрасли. Я не представляла, каково в технической сфере женщине, чьи квалификации пользовались уважением. С разочарованием я узнала, что это мало отличается от положения женщины, чьи квалификации уважением не пользовались.

Казалось, большинство женщин в компании рады, что некоторые проблемы компании всплыли. Слишком многие блюют в лифте в прямом и переносном смысле слова. Слишком много неисследованного неравенства. Одержимость меритократией известной международной компании с преобладанием белых, мужчин и американцев, при этом менее пятнадцати женщин в инженерном отделе. Коллеги объясняли, что долгие годы отсутствия официальной организационной диаграммы породили неявную теневую организационную диаграмму, определяемую связями и близостью к основателям. Рядовые технические сотрудники обладают властью и влиянием уровня руководящего звена. Те, кто имеет постоянный доступ к гендиректору, могут влиять на решения о приеме на работу, внутреннюю политику и репутацию коллег.

– Неиерархическая структура, за исключением оплаты и ответственности, – закатывая глаза, сказала сотрудница отдела внутренних инструментов. – Возможно, в этой компании легче быть фурри^[22], чем женщиной.

– Похоже, никто даже не читал «Тиранию бесструктурности»^[23]

, – сказала инженер, недавно прочитавшая «Тиранию бесструктурности».

Возможно, недостатки выстраивания компании по образцу интернет-сообщества были предсказуемы, но выстраивание компании по образцу open-source-сообщества оказалось чревато уникально тяжелыми последствиями. Помимо проблем с меритократией и рабочим процессом без менеджеров, открытый исходный код исторически был мужским клубом. Женщины составляли менее пяти процентов. Проповедовалась исключительность. Даже не по Интернету, а лично, на технических совещаниях и конференциях, мужчины разглагольствовали и носились по сценам, купаясь в лучах прожекторов, как поп-звезды, а женщин-инженеров раздевали взглядами, унижали, лапали. «Нельзя подвергнуться сексуальному домогательству, работая на удаленке»,

 – шутили мы, но, разумеется, мы были не правы.

Быстро стало ясно, что я была защищена: в команду поддержки отличные коммуникативные качества и сочувствие были встроены по умолчанию. Что касается инженерного сектора, то, пока одни мужчины писали высокоумные манифесты о важности сотрудничества, все остальные боролись за то, чтобы их вклад был оценен по достоинству. Некоторые мужчины, пользуясь своей популярностью в сообществе, поставляли на рынок огромные части платформы, а коды женщин критиковали или отклоняли. Компания продвигала равенство и открытость до тех пор, пока не доходило до передачи акций: пакеты акций, описываемые как не подлежащие передаче, на самом деле были предметом переговоров для тех, кто был привычен к успешным переговорам. Печально известная политика «назначь себе зарплату» привела к столь существенному разрыву в оплате труда, что ряд женщин получили выравнивающую надбавку, близкую к 40 тысячам в год. И никакой компенсации за недоплату.

Следующие несколько дней я бродила по недрам городского конференц-центра, где восемь тысяч студентов и специалистов в сфере технологий собрались в не полностью согласованной попытке привлечь взаимное внимание. Были представлены стенды всех крупных технологических корпораций, а также стартапов из всех вотчин инвестиционных компаний. Вдоль боковых стен стояли обтянутые дешевой темной тканью временные павильоны, внутри корпоративные рекрутеры проводили собеседования. Мне показалось более обнадеживающим видеть компании, специализирующиеся на биотехнологиях, робототехнике, здравоохранении, возобновляемых источниках энергии – надежные и серьезные организации, а не взбалмошные стартапы технических наркоманов, к которым я привыкла в Сан-Франциско.

Среди специалистов по информатике я чувствовала себя неуверенно, а на конференции за расширение трудовых прав женщин меня терзал синдром самозванца. Я позаботилась о том, чтобы на моей футболке был виден именной пропуск с логотипом open-source-стартапа и сам логотип стартапа. Я стояла за прилавком будки и раздавала наклейки кото-осьминога в образе Клепальщицы Роузи^[24], статуи Свободы, скелета мексиканского Дня мертвых и женщины-инженера – с взметнувшейся челкой, хвостиком и в мультяшной толстовке с кото-осьминогом.