Когда я наблюдала, как толпа молодых женщин раздавала резюме и болтала о карьере, которую они еще не начали, я воодушевилась и вдохновилась. Экспансивно и чересчур сентиментально подумала, что когда-нибудь я буду работать на них. Я смутно жалела, что осталась у разбитого корыта с занятиями программированием в прошлом году. Мои умения никогда не приближались к переднему краю технологий, но я уже чувствовала себя отстающей. Казалось, что мы с коллегами лицом к лицу встречаемся с теми, кто придет нам на смену, и я завидовала будущему этих молодых женщин. И еще ощущала материнскую ответственность за них.
У каждой моей знакомой в индустрии была неприятная история, собственная или из вторых рук. На той неделе я услышала новые: про женщину, которой предложили работу инженера и тотчас отказали, едва она попыталась выторговать зарплату повыше, о женщине, которой прямо заявили, что она не вписывается в корпоративную культуру. О женщине, пониженной в должности после декретного отпуска. О женщине, изнасилованной инженером мистером Икс и уволенной после того, как она сообщила об этом кадровику. О женщине, которой друг ее генерального подсыпал гамма-гидроксибутират. В какой-то момент нам всем заявили, что инициативы в области разнообразия дискриминируют белых, что среди инженеров больше мужчин, потому что мужчины талантливее. Женщины вели личные журналы учета происшествий. Отслеживали ситуацию. Некоторые начали выходить и открыто рассказывать о своем опыте. Это было похоже на начало кардинальных изменений.
Не все обрадовались публичной дискуссии. Некоторые видные учредители и инвесторы, привыкшие к бессмысленным репортажам об игривой обстановке на рабочих местах и некритичных, идеализированных рассказах о руководителях, такое внимание СМИ не оценили. Обвинили написавших о сексуальных домогательствах журналистов, что те порочат отрасль, утверждали, что медиа просто завидуют, потому что технологическая индустрия отбивает у них хлеб с маслом. Жаловались, что все сетования на мужской клуб, перекрывающий женщинам путь в точные науки, – просто маркетинговый прием. Отдельные женщины, будущие пролазы, вмешались с заявлениями, что у них мужчины-наставники и вообще все хорошо. Дискуссией можно было воспользоваться для стремительного роста.
Открывая конференцию, гендиректор более чем спорного конгломерата программного обеспечения из Сиэтла призвал женщин отказаться просить повышения.
– Дело не в том, чтобы просить повышение, а в знании и уверенности, что система даст вам верное повышение, когда вы продолжаете двигаться вперед, – сказал он. – Говоря откровенно, женщины, не просящие повышения, возможно, наделены особой неотразимой властью.
Лучшее из его предложений – уповать на карму.
На пленарном заседании Мужчин-Соратников группа женщин-инженеров раздала участникам сотни самодельных карточек бинго. Внутри каждого квадрата стояло обвинение:
Я спросила у сидящей рядом женщины-инженера, что такое «умная одежда».
– О, вы знаете, – сказала она, указывая на сцену с радужной подсветкой, – умные бюстгальтеры. Техническая жемчужина. Единственное, что парни могут представить как заботу о женщинах.
Что же этот умный бюстгальтер должен делать, подумала я, поправляя под одеждой косточку бюстгальтера тупого.
Соратники мужского пола, все сплошь аккуратные белые руководители, заняли свои места и принялись давать мудрые советы, что делать с дискриминацией на работе.
– Лучшее, что вы можете сделать, – это преуспеть, – сказал вице-президент поискового гиганта, чьим широко разрекламированным хобби были стратосферные прыжки. – Просто перейдите все видимые перед собой границы и будьте великими.
Другой упрашивал не унывать и просто продолжать усердно работать. В театре скрипели карандаши.
– Говорите и не сомневайтесь, – сказал третий. – Говорите, и вас услышат.
По словам прыгуна из стратосферы, инженеры склонны усложнять такие вещи, как недостаток потенциальных соискателей из числа женщин.
Женщина в зале громко бросила карандаш.
– Бинго! – выкрикнула она.