Змеиная Академия. Щит наследника. Часть 1

Он знает, что она видела. Неясно как, но по глазам видно — лиловые искры мечутся, вспыхивая. Эргрэ великолепно держит себя в руках. Денъялэ Эргрэ, ручной волк всемогущего императора.

Она не знает, почему делает это, просто понимает, что так надо, так правильно — поднимается, чуть пошатнувшись от нахлынувший слабости. Кулак прижат к груди у сердца. Рин медленно выпрямляет руку, раскрывая ладонь в салюте приветствия, и отдает честь. Иногда ей кажется, что с каждым видением её покидает частичка юности, беззаботности, веры в лучшее… Жизнь совсем не так проста, как казалось когда-то. Осудить всегда легко, вот только что будешь делать, когда беда придет к тебе?

— Но почему вы не рассказали, мой генерал? — с губ срывается вопрос, которому лучше бы не звучать.

Мужчина близко — смуглое бесстрастное лицо и лед в глазах. А страха все равно нет — откуда-то она знает, что он точно не причинит ей настоящего вреда, хотя наказать может.

— Мне не за что вас наказывать, Слышащая, — резко отворачивается, усмехаясь уголками губ, — ведь человек не повинен в том, что у него есть глаза или уши, ровно как и мир не спросит тебя, что показать. Но учитесь контролировать свою силу и желания. Думаю, вам придется принести персональную присягу наследнику, раз уж он… — эльф осекся, покачав головой и резко закончил, — идите, инар. И не усложняйте себе жизнь чужими секретами, пока это ещё возможно.

Он не сказал хранить его секрет, но кому рассказать? Отцу? До ал-шаэ, как до звезд, не дотянуться…

С советом она не рискнула бы обратиться даже к Киорану.

преподавателей, ведь если умом не блещешь и успехи посредственны, приходится отрабатывать по-другому…

выстоять. Все же домашние тренировки с матерью не шли ни в какое сравнение с наружу. Быстро оглянулась — нет ли свидетелей. Увы, были. Да, немного, да, в глазах некоторых можно было прочитать осуждение, но… кроме Кио и замершей в боевой стойке Лэи не вступился ни один. Вот так вот. Они улыбаются и смеются в глаза, а за глаза… Наверное, просто накопилось, внутри вспыхнула было боль — тягучая, постыдная, от обиды и унижения. Вдох. Она сжала зубы, медленно поднимая опустившуюся голову. Выдох. На руках отросли длинные алые когти. Нет, это свидетельство слабости, свидетельство её ущербности — ослабленный контроль. Рин поспешно спрятали руки за спиной. Изнутри поднималась жуткая ярость — иршасса внутри требовала крови того тха ше, который посмел её оскорбить. В ушах зазвенело, в виски стучалась тупая боль — все силы уходили только на то, чтобы сдержаться, не допустить оборота.

«Будь достойной». Легко сказать. Сталкивался ли сам отец к таким себе отношением? Мужчина, высокородный и законный наследник, близкий друг ал- шаэ…

Ей казалось, что все сейчас смотрят на нее и смеются, над растерянностью, наворачивающимися слезами, над тем, что она села в лужу. Больней всего жалил упрек про успехи — ведь она старалась, училась и днем и ночью, пытаясь освоить и общую фоновую магическую силу, и свой дар Палача. Да, общие науки давались труднее, неразвитый дар доставал много хлопот и ей, и преподавателям, но… Но…

Ещё один вдох — глубокий, успокаивающий. Она почти насильно вводила себя в транс, хотя отец рекомендовал пока не делать это одиночку. Боль тренькнула глубоко внутри и утихла, сменившись ледяным равнодушием. Рядом кто-то что-то говорил, кричал или спорил — было уже все равно. Глупые, больше не больно и не страшно. Губы раздвинулись в странной улыбке, от которой собеседник вдруг умолк, поперхнувшись. Маленькая смешная пьявка… Что-то мешало с ним разобраться прямо здесь и сейчас, останавливало.

— Я не стану нарушать устав Академии, поэтому, к вашему счастью, пока Вы не ответите за свои слова. Мало чести оглядываться на тех, кому Создатели не отсыпали ума при рождении. Глупо оскорблять, не зная, кого вы оскорбляете… — голос на мгновение сорвался на злое шипение, но она сдержалась, — за ваши слова ответите. Чуть позже, когда я уделю вам время, — отдались эхом в неожиданно упавшей тишине слова.

Пара закончилась — о чем возвестил едва слышный сейчас звон в воздухе — и она поспешила прочь, не оглядываясь. Кто-то что-то кричал вслед и, кажется, бросился за ней вдогонку. Пустое. Вот и пригодился старый студенческий лаз — и пусть она клялась, что больше не выйдет из Академии, пусть это грозило нешуточными неприятностями — сейчас было все равно. Главное, от охраны улизнула и ладно. Дальше, дальше — мелькают на грани сознания улицы, шуршит под хвостом мелкий камень. Под хвостом? Надо же, и не заметила, как обернулась.

Вот уже ноздри жадно вдыхают запах леса, зеленых листьев риша и серебристых лиан капро, сияющие тарелочки фосфоресцирующего в темноте гашшаха и метелки красного даа радуют глаз и заставляют успокоиться, взяв себя в руки, а губы уже шепчут слова, которые, она думала, уже никогда не пригодятся: