Змеиная Академия. Щит наследника. Часть 1

Одно движение — и острый коготь упирается в ямку над ключицей, одно нажатие — и тело окутывает слабость, а разум — сон. Она не успела ни закричать, не испугаться — только тело осело безвольным кулем на руки подхватившему его нелюдю.

Интерлюдия 5. О преступлении, наказании и планировании

Лучше умереть, чем маяться в неволе.

© Леонардо да Винчи

В отдалении раздался резкий грохот, звуки тарана, звон разбившихся стекол, и — финальным аккордом — в небо взвились искры первого пожарища. Первая весточка беспорядков — погром в квартале мастеровых.

— Полно, — раздался тихий смешок в ответ на сжатые зубы, — давай, мальчик, передай мне то, зачем пришел, и разойдемся.

Отвечать Киоран не стал — зачем? Ответа от него не ждут. Просто молча протянул упакованный в замагиченную бумагу сверток. Его собеседник тут же ловко перехватил ценную ношу, лукаво качнув головой — разглядеть выражение его лица, впрочем, было невозможно — его надежно скрывала гротескная маска, изображающая оскалившегося саграна — дикого хищника из породы кошачьих, хитрого, злобного и коварного.

Броска он не заметил, хоть и готовился к нему — просто что-то кольнуло руку, и мир покачнулся, суживаясь до черного пятна. Он не мог сказать ни слова, не мог пошевелиться, но чувствовал, как тело заставляют обернуться в змеиную ипостась, как его бывший компаньон протягивает руку, застегивая что-то на шее, а потом свет померк.

В себя приходить было тяжело — раскалывалась голова, а во всем теле была ватная тяжесть. Глаза открылись с трудом — как будто на лицо положили сверху латную перчатку. Серый камень потолка с едва заметными черными прожилками вызвал легкую гримасу. Ну конечно. Быстро они, однако, подсуетились. Ран повернул голову, чтобы удостовериться — он сейчас в истинной форме иршаса, да только пошевелиться не может. И не сможет — хвост был прикован искрящимися рунами обручами к плите, на которой он лежал, руки заведены назад и скованы над головой, а волосы — обернуты искрящейся сеткой. Спеленали, как самого опасного преступника. Хорошо, что лица иршасов малоподвижны, а из-за особенности строения глаз почти невозможно понять, что они чувствуют. Внешне некромант остался невозмутимым, и только глубоко внутри сердце сковал ужас. Впрочем, иногда страх так велик, что переходит в безразличие, все начинает восприниматься ровно и равнодушно, как сквозь дымку. Ведь этого не может быть, только не с ним, точно не может, он не умрет…

Он не помнил, сколько времени провел так, то забываясь коротким сном, наполненным кошмарами, то снова приходя в себя. Сначала он пытался звать — но никто не откликался. Кормить его не было нужды — все нужные вещества поступали в тело через специальные, прикрепленные к нему трубки. Учитывая особенности тела иршасов, в туалетных комнатах, как таковых, нужды не было, но от этого он чувствовал себя не менее мерзко… Слишком грязным, слишком униженным и растоптанным. Даже если бы захотел, он не мог бы ни сопротивляться, ни колдовать, теперь даже кричать не мог — спустя десятую попытку вызвать таким образом хоть кого-то — даже палача — появился полуседой иршас с поблекшей чешуей — видимо, место было не самое благоприятное для работы — и все также не говоря ни слова вставил в рот распорку, не дающую кричать — только тихо шипеть, вспыхивая от неслыханного унижения.

Ненависть — вот то единственное чувство, что владело им спустя бесконечность одиночества. Она давала силы не сойти с ума от отчаянья. Проваливаясь в очередную черную бездну сна, он все чаще начал разговаривать с окружающей его темнотой, чувствуя, как оттуда следят чьи-то внимательные, холодные глаза — или он уже свихнулся и это только казалось? Впрочем, это было неважно. Это стылое чувство обреченности казалось знакомым, а темнота — родным убежищем. Словно все это уже было когда-то. И отчаянье, и боль, и… смерть. Он не сдался, нет, но ждал её почти с облегчением. Он знал, что во всем виноват сам.

«Знаешь, я только об одном жалею — Кио усмехнулся, скаля клыки и свертывая хвост клубком — здесь, во тьме, он был совершенно свободен, — что Рин-э обо всем этом подумает. Ей и так тяжело приходится, карри Илшиарден не может сейчас ей помочь, а Лэи сама вынуждена быть настороже. После того, как она сбежала в лес, и вызвала Повелителя фэйри, знатный скандал разгорелся… в узких, конечно, кругах. Только обвинить её даже и не в чем. Да, покинула самовольно академию, но опять-таки по уставу отлучиться к родственнику она имеет право. А повелитель теперь её кровный отец… как же дан Палач и наследник бесились… — улыбнулся слабо в ответ на смешок темноты. — я бы хотел сказать сестренке, как сильно она мне дорога, хотел бы предупредить. Мы всегда думаем, что у нас много времени, а потом вдруг его больше не остается, да? Должно быть, тебе смешно меня слушать, но я бы многое отдал, чтобы все изменить»…