Знак небес

«Все, — выдохнула мысленно сама себе. — Отрезана тебе, милая, дорожка обратно, после того как ты своих переяславцев отпустила. Вперед, правда, по-прежнему прохода нет, но ты ж на это и не рассчитывала, верно? У тебя же путь известен — вниз, во тьму. Зато короткий — и на том Недоле спасибо — смилостивилась. Или это сестрица ее[48] милая постаралась, выделила кусочек малый? Хотя какая теперь разница».

А на душе легко-легко стало, можно сказать, весело. Потому и плеснула на князя задорной синевой глаз:

— Чем угощать будешь, сын купецкий? Али поскупишься? Али гостья не дорога?

— Куда ж дороже, — ответил Константин, недоумевая, что с ней творится. Уж больно настроение у Ростиславы переменилось. Оно, конечно, хорошо, но как-то непонятно. И у него по коже какой-то холодок пробежал. Чудно. Тут бы радоваться надо, а ему отчего-то тревожно стало.

В шатре уже, сидя за накрытым столом, она робко попросила:

— Ты не говори много, ладно? — И простодушно созналась: — Мне сейчас отвечать тяжко, силов вовсе нет.

О том, что ей захотелось вволю наглядеться на Константина в последний раз перед задуманным, Ростислава стыдливо умолчала. Ни к чему ему знать. Но молчание тоже тяготило, и она сама пару вопросов задала. Так, без задней мысли, из одного приличия:

— Как семья твоя, княже? Как сын поживает?

И подивилась, приметив, как вздрогнул Константин.

Хотел уж он было напомнить о том, что княгиня Фекла сгорела вместе с Рязанью, но вовремя осекся. Вдруг подумает, что он хочет за мужа попрекнуть, да и о Ярославе напоминать не хотелось. Отделался, сдержанно ответив на второй из вопросов:

— Сын княжью науку постигает славно. Ныне я его за себя в Рязани оставил. Пусть к самостоятельности приучается.

Ростислава же о судьбе Феклы и впрямь не ведала. Ярослав о том с ней не заговаривал ни разу. Буркнул лишь как-то, что запалили Рязань тати шатучие, но князь уцелел, а как да что — княгиня к мужу не приставала, не те у них отношения были. Спросила лишь с укоризной:

— Теперь-то доволен?

И вмиг на бешеный крик нарвалась. Оставалось поджать губы да гордо выйти из горницы, всем своим видом показывая: чай, не девка дворовая перед тобой — княгиня.

— А в Переяславле кого мыслишь наместником посадить? — полюбопытствовала она вскользь.

— Есть у меня боярин один. И воин из первейших, и поговорить красно умеет. Евпатием кличут, а прозвищем Коловрат.

— Хорошо, — одобрила Ростислава. — Переяславцы — народ такой. Их лучше лаской повязать. Тогда и они за тебя куда хошь. А еще лучше из наших кого-нибудь поставь. Получится, вроде как ты и тут переяславцам доверяешь, а уж они твое доверие… — И осеклась испуганно. Это у нее вновь привычка сработала.

«Ты сызнова меня учить вздумала! — взвился бы муженек дорогой. — Что бы понимала умишком своим бабьим в делах княжьих, а туда же, лезет!»

Но перед ней не Ярослав — Константин сидел. Едва голос его услышала, как снова разницу узрела.

— Мудро ты, Ростислава Мстиславна, рассуждаешь. Сдается мне, не у каждого князя столько ума, сколько в твоей головке красивой.

Ох, ну лучше бы крикнул. И без того тошно, а от похвалы такой — еще горше. Ведь сказал так, как ей до сей поры лишь в мечтаниях сладких и виделось. А голос все продолжал звучать, в явь ее заветную мечту о содружестве воплощая:

— А подскажи-ка, сделай милость, кого из ваших? Чтоб не корыстный был, не злой и верность новому князю хранил.

— Да где же мне с умишком бабским в княжеские дела соваться, — попробовала было она увернуться, как с отцом своим Мстиславом Удатным, но не тут-то было.

— Женский ум иной раз позорчее мужского бывает, — спокойно возразил Константин. — Да и разные они. У нас так глядит на мир, у вас — иначе, а чтоб полнота была — их непременно соединить нужно.

Соединить… Эх, княже, княже, милый мой любый. Что ж ты говоришь-то?! Али сам не ведаешь, что не выйдет у нас соединения?

— Ну-у тогда Творимира. Он и рассудительный, и хозяйственный, и верный.

— Ай да княгиня! — улыбнулся Константин. — Признаться, и я о нем думал. А когда разом у двоих на одного человека мысль нацелена, можно не сомневаться — выбор верный. Благодарствую, Ростислава Мстиславна, выручила ты меня, боярышня.

И вновь его слова как ножом по сердцу полоснули. Взор смущенно опустила и опять на обруч посмотрела. Веселятся… Неужто и она сможет? Ладно, там поглядим. Посмотрела на Константина, да сразу и пожалела о том. Уж больно глаза у рязанского князя излиха простые — ничего не таят, ничего не скрывают, все, что на сердце лежит, о том и сказывают, да такое, что слушать сладко, но нельзя. Никак нельзя.

И испуганно подумала: «Нет, не след тебе больше тут оставаться! Еще часец малый, и у тебя вовсе сил на задумку не останется. Уходи немедля, Ростислава, или быть тебе до скончания жизни Перпетуей какой-нибудь. Беги отсель куда задумала!»