Знак Зевса

Когда секретарь ушёл, Филипп вспомнил, что не видел молодую жену с самого утра. Он нашёл её в мегароне, где она играла с братом Александром. Филипп стал наблюдать за игрой, рассматривая мальчика. Ему исполнилось семь лет, но выглядел он младше, глаза большие, печальные. Филипп нашёл его личико приятным, даже красивым. Погладив мальчика по голове, сказал об этом Олимпиаде. Ей было приятно слышать, но игры она не прервала. Каждый по очереди бросал свой орех по наклонной доске, стремясь попасть в кучку таких же орехов внизу – кто больше выбьет их оттуда, тот победил. Мальчик беззаботно смеялся: рядом лежала горка выигранных у сестры орехов. Олимпиада, будто оправдываясь, сказала:

– Раньше брату нравилось скакать на палочке, как на лошадке, теперь подавай ему азартные игры. Мужчина растёт!

Она открыто улыбнулась Филиппу. Потянулась к нему всем телом, ожидая ласки. Отправив мальчика в свою комнату, супруги укрылись в спальне, отрешившись от всех реальностей мира…

* * *

Филипп привыкал к новому имени жены, всё чаще называл не «Миртала», а «моя Олимпия». Ей нравился его низкий, уверенный голос. В ответ она счастливо улыбалась, мило обнажая белые зубки. Он тоже не скрывал нежные чувства к ней. Однажды Филипп показал супруге потайное место в стене, где хранилась фискелла – коробка с важными документами семьи и некоторым количеством золотых и серебряных денег. Он разрешал, если случится нужда, пользоваться ими. В тот день она окончательно поверила, что будет счастлива в браке с Филиппом.

Золотая идея

Филипп не открылся военачальникам, кому принадлежала «Пангейская идея». Незадолго до свадьбы это предложил Хабрий, неутомимый на выдумки, мудрый старый советник. В тот вечер царь призвал его, чтобы отвлечься полезными для ума историями, на которые был богат советник. На этот раз Хабрий неожиданно завёл разговор о другом:

– Царь, ты словно крестьянин, – начал он, чуть ли не от дверей, – который каждый день убирает и выносит камни со своего поля, готовя его к пахоте и понимая, что тяжкие труды его обернутся хорошими урожаями. Из тех камней он может сложить гору. Судя по твоим делам, твоя гора должна быть очень высокой.

– Ты прав, Хабрий, я мечтаю о том времени, когда Македонию будут уважать во всей Элладе. Об этом мои заботы.

– Я восхищён твоим усердием, царь, и призываю Зевса тебе в помощь, чтобы у тебя всё получилось, что задумал.

Филиппу нравилось, когда Хабрий «забывал», что он не македонянин, и говорил о Македонии, как о своём отечестве. Вот и сегодня слова советника лишний раз подтверждали неограниченное доверие к нему царя. По лицу Филиппа Хабрий заметил, что тот пребывает в таком доброжелательном состоянии, когда с ним можно было даже спорить. И он не ошибся.

– Ты прав, Хабрий, я мечтаю сделать Македонию сильным государством, но при условии, если народ поддержит мои намерения.

– Если правитель задумал вершить великие дела, главное для него – доверие собственного народа, – вставил советник. – А тот правитель заслуживает доверия народа, кто не обещает много, но делает много.

– Мой народ будет доволен своим царём, который готов, чтобы совершить великие дела. Для этого мне нужны деньги, много денег. Если мы упустим своё время, время сработает против нас, против Македонии.

Хабрий будто ожидал такого разговора с царём:

– Если позволишь, я скажу, где взять достаточно денег. Золота и серебра.

Филипп не удивился. Хабрий иногда давал советы, казавшиеся несбыточными, слушать их было интересно и полезно. На этот раз царь решил отшутиться:

– Друг мой Хабрий! У персов есть замечательный обычай: когда придворный дает царю советы, он становится на золотую дощечку. Если совет одобряется, советчик получает её в награду. А если совет не подходит царю, его бьют плетьми по пяткам. – Филипп рассмеялся. – Ты волен говорить всё, что считаешь нужным. Но если ты спрашиваешь дозволения рассказать секрет, как разбогатеть, я внимательно слушаю тебя и даже плети не обещаю.

– Послушай, царь, Афины сокрушили персов при Марафоне, Спарта вынуждена считаться с афинянами, и многие города Греции становятся союзниками афинян не по своей воле. А секрет в том, что у афинян всегда были и есть деньги, неиссякаемый источник которых истекает из Лаврионских серебряных рудников. Эсхил говорил, что Лаврион напоминает фонтан, изливающийся на каждого афинянина серебром, и это правда – доходы с рудника достигли такой величины, что на каждого афинянина приходилось по двенадцать драхм в день, а на всех – сто талантов в год (1 тал = 26,2 кг)!

– Зачем ты отнимаешь у меня время, рассказывая о могуществе Афин? Или ты предлагаешь мне начать войну с Афинами за Лаврион? Отобрать рудники и самому заняться добычей? Разве не ясно, что Афины будут защищать свой «серебряный фонтан» до последнего воина, да и руды там осталось не так много?

– Нет надобности идти на Лаврион, мой царь. Рядом с Македонией есть Пангей, богатый не только серебром, ещё и золотом.