Знаки ночи

– И правда, – признал я. – Не ожидал. Слушай, Вавила Силыч, а ты молодец, в ногу с эпохой шагаешь. Вон смартфоном обзавелся.

– Да это только чтобы Марину сфотографировать, – внезапно смутился подъездный. – Ну показать кое-кому, а то не верят мне, понимаешь.

– Четырнадцатый дом, – понимающе кивнул я. – Они?

– Они, – подтвердил подъездный. – Саш, ты бы это… Ну как сказать…

– Вот что вы как телки на привязи? – раздалось из-за холодильника, а после оттуда, кряхтя, вылез Кузьмич. – Мычите, мычите, а толку!

Кузьмича я уважал. Помимо невероятной основательности в нем, если можно так сказать, ощущалось время. Он видел и знал столько, что мне в его присутствии становилось как-то не по себе. Все-таки сидеть за одним столом с тем, кто еще чуть ли не Рюриковичей застал – это, знаете ли…

– Ляксандр, – подошел ко мне Кузьмич. – Ты давай, мужиком будь. Маринка эта – она шаболда еще та, тут спору нет. Лет сто назад я бы первым ей ворота дегтем вымазал, не сомневайся. Но она с нашего дома. А коли так – надо помочь. Смекаешь, о чем я?

– Вроде уже помог. – Я по-прежнему не понимал, чего они все от меня хотят. – Наводку на победу я ей дал такую, что не выиграть невозможно.

– А плечо подставить? – требовательно спросил Кузьмич. – Съездий с ней на тот погост, если чего – подскажи, подсоби. Не чужие же вы с ней люди.

– Дядя Кузьмич, что-то ты темнишь, – засомневался я.

– Годы мои не те, чтобы попусту языком молоть, – насупился подъездный. – Ладно, не хочешь так, по-другому скажу – обчество тебя просит о том.

– Верно-верно, – раздалось из-за вентиляционной решетки. – Очень просим.

Судя по шебуршанию, там сейчас собрались все подъездные из нашего дома, но из врожденной вежливости присоединяться к нам они не спешили.

– Ни у кого в районе такого жильца нет, чтобы в «Магическом противостоянии» участвовал, – пояснил Вавила Силыч. – Только у нас.

– Понятно, – сел на табуретку я. – Либо поспорили, либо похвастались.

– А чего бы и нет? – рассудительно заметил Кузьмич. – Коли у нас есть то, чего у других нет, то грех тем не погордиться. Так что ты давай, помоги девке-то. Уважь обчество.

– Уважу, чего теперь с вами поделаешь, – согласился я. – Родька, чайник ставь.

– И вот еще, – степенно продолжил Кузьмич. – Ляксандр, ты нас не прогонишь, если мы в субботу придем к тебе на Марину нашу поглядеть? Мы как-то привыкли уже к твоему дому. Безобразий никаких не будет, ты не сомневайся.

– Конечно, приходите, – согласился я и с этой просьбой. – Буду рад.

В конце концов – много ли народа может похвастаться тем, что смотрело реалити-шоу в компании подъездных?

– Вот и хорошо, – удовлетворенно засопел носом Кузьмич. – А ты, Вавилка, потом не забудь Ляксандру коробочку вернуть.

– Какую коробочку? – заинтересовался я.

– Да вон ту, где портрету девки этой непутевой глядеть можно. – Кузьмич ткнул пальцем в телефон, который Вавила Силыч до сих пор не убрал в карман.

– Хозяин, я просто подумал, что ты этим смарт-фо-ном не пользуешься, вот и того… – Родька замялся. – Этого…

Этот телефон не похож на тот, что у меня был.

Это мой и есть!

То ли плакать надо, то ли смеяться…

Глава четырнадцатая

Я, признаться, не очень рассчитывал на то, что Нифонтов прибудет вовремя, потому к «Арбатской» шел не спеша. Мне вообще нравится после работы не бежать домой с выпученными глазами по принципу «быстрей-быстрей к телевизору». Нет, что до мам-одиночек, которым надо забрать детей из садиков, или даже не одиночек, но все равно подвязанных на подобные вопросы – тут спору нет. У них все расписано по минутам. Но остальные-то? Вылетели из здания и почесали, только земля под ногами горит. Оно, конечно, вся жизнь бег, остановился – умер. Но не настолько же?

Нет, я люблю поздней весной и ранней осенью неспешно пройтись по Гоголевскому бульвару или по староарбатским переулкам, подышать воздухом, из которого даже выхлопные газы не смогли вытравить нечто такое, что свойственно только этим временам года и только этому городу. Да и не воздух это вовсе, а некая метафизическая смесь, в которой смешались эпохи, люди, книги… Надо просто это понять и расслышать. В Москва-Сити такого нет и быть не может, где большие деньги, стекло, металл, нефть, газ и прилегающие к ним вплотную тендеры, фьючерсы и опционы, там нет места умеренно-запредельному, там все расписано, подсчитано и закреплено документально. А вот в старой Москве, близ Арбата и «Сухаревки», в «Староконюшенных», «Малых Каретных» и «Последних» переулках ушедшее время ещё можно застать. То из неведомого дальнего далека донесутся звуки польки и звон гусарских шпор, то в синеватых сумерках мелькнет фигура в плаще и «боливаре», то у какого-то дома увидишь букет цветов желтого, тревожного цвета. А может, вдруг мимо тебя троллейбус прошелестит, синий, случайный, последний. Тот, который по Арбату уже лет тридцать с гаком не ездит.

Надо просто прислушаться, присмотреться. Всего лишь.